Беженцы, репатрианты, борцы из центров взаимопомощи, из отдельных подпольных групп, настало время сдержать свое обещание».
— Еще один идеалист! — воскликнула Леа. — Ах! Он прекрасен, лик Франции! Пусть этот Морлан посмотрит, на что похож этот прекрасный лик… опухший от страха, ненависти и зависти, косой взгляд, уста, источающие клевету и доносы…
— Успокойся, ты хорошо знаешь, что Франция не только в этом, есть также мужественные мужчины и женщины, такие, как Лоран, Франсуа, Люсьен, мадам Лафуркад…
— Мне наплевать! — закричала Леа. — Они умрут или уже мертвы, останутся только те, другие.
Камилла побледнела.
— О! Замолчи, не говори этого.
— Тихо! Вот личное послание.
Они тесно придвинулись к приемнику.
«Все поднимается против меня, все меня осаждает, меня испытывает… Я повторяю: все поднимается против меня, все меня осаждает, испытывает… Утки Жанетты прибыли благополучно… Повторяю: утки Жанетты прибыли благополучно… У Варвариной суки трое щенков… Повторяю: у Варвариной суки трое щенков… Лоран выпил свой стакан молока… Повторяю…»
— Ты слышала? «Лоран выпил свой стакан молока…»
— Он жив! Он жив!
Смеясь и плача, они бросились друг другу в объятия. У Лорана д'Аржила все в порядке, это было условное сообщение, извещающее их, что нет причин для беспокойства.
В эту ночь Леа и Камилла спали спокойно.
Через неделю после Пасхи их друг, мясник из Сен-Макера, помогавший при побеге отца Адриана Дельмаса, приехал к ним в гости на своем газогенераторном грузовичке. Он производил такой шум, что о его прибытии узнали за несколько минут до появления. Когда машина въехала в поместье, Леа и Камилла уже были на пороге кухонной двери.
Альбер подошел к ним, сияя широкой улыбкой, в руках он нес пакет, завернутый в белоснежную тряпку.
— Здравствуйте, мадам Камилла, здравствуйте, Леа.
— Здравствуйте, Альбер, как приятно видеть вас! Вас не было почти целый месяц.
— Э, мадам Камилла, в наше время делаешь не то, что хочешь. Я могу войти? Я принес вам отличное жаркое и телячью печень для малыша. Мирей добавила кроличьего мяса. А вы расскажите мне новости.
— Спасибо, Альбер. Без вас здесь нечасто ели бы мясо. Как чувствует себя ваш сын?
— Хорошо, мадам Камилла, хорошо. Он говорит, что ему нелегко и что он очень страдал от обморожения, но теперь он чувствует себя лучше.
— Здравствуйте, Альбер. Надеюсь, выпьете чашку кофе?
— Здравствуйте, мадемуазель Руфь. С удовольствием, это настоящий?
— Почти, — отвечала гувернантка, беря кофейник, стоящий на углу плиты.
Мясник отставил чашку и обтер губы рукавом.
— Вы правы, почти настоящий. Подойдите поближе, я хочу сказать вам важные вещи. Вот… вчера я получил письмо от отца Адриана. Возможно, он скоро появится в округе…
— Когда?
— Не знаю точно. Удалось организовать побег братьев Лефевров из госпиталя.
— Как они?
— Ими занимается врач. Как только они будут здоровы, они присоединятся к маки[1] Деде ле Баска. Помните Станислава?
— Станислава? — спросила Леа.
— Аристида, если хотите.
— Да, конечно.
— Он вернулся сюда, чтобы создать сеть и покарать предателей, выдававших наших парней.
— Вы работаете с ним?
— Нет, я работаю с людьми из ля Реоля, но, находясь на границе двух секторов, я посредничаю между ними и Илером. Надо, чтобы одна из вас сообщила мадам Лефевр, что с ее мальчиками все в порядке.
— Я отправлюсь к ней, — сказала Леа. — Я так счастлива за них. Это было трудно?
— Нет. У нас были сложности в больнице, дежурные полицейские были люди Ланкло. Вы слышали вчера послание господина Лорана по лондонскому радио?
— Да, говорили, что после стольких дней печали сразу приходят все добрые вести.
— Добрые только для некоторых. Я не могу отделаться от мыслей о семнадцати юных пареньках из группы Мориса Буржуа, которых эти мерзавцы расстреляли 27 января.
Все припомнили номер «Маленькой Жиронды» от 20 февраля, где сообщалось о казни в Бордо.
— Вы знали их? — прошептала Камилла.
— Некоторых. При случае мы помогали друг другу, хотя они были коммунистами, а мы голлистами. Одного из них я очень любил, Сержа Арно, он был ровесник моего сына. Обидно умереть в девятнадцать лет.
— Когда все это кончится? — вздохнула Руфь, вытирая глаза.