- Эй, больно, да?
Тот никак не прореагировал на мое соболезнование, видимо, принял за подвох, но когда один из приятелей сочувственно сказал:
- Ну, извини, надо же было как-то тебя успокоить, - Патлатый… заплакал!
Нет, вы видели когда-нибудь плачущего бандита? Мы увидели и опешили.
- Да, знаете, как больно, - пожаловался парень и всхлипнул, мазнув при этом кулаком по носу, обалделый от моего бульдожьего броска и от удара по голове увесистым стулом.
Патлатого заботливо вывели за пределы моей спальни, в дверях щёлкнул замок, что значило: никаких прогулок, и сидеть мне в замкнутом пространстве настоящей арестанткой.
Не знаю, чего уж Николаю наговорили, когда он вернулся, но явился он в мою комнату весьма раздражённый:
- Ты чего тут вытворяешь? - рыкнул с порога, буравя меня злым взглядом.
- Ничего такого, что могло бы тебя поразить, - ответила я в таком же тоне. - Я никому не позволю себя бить!
От моей заносчивости Николай задохнулся в бешенстве: баба целиком в его власти, а чего-то ещё и вякает. Он даже заикаться начал:
- Да я… Да я… я, - пока, наконец, не выговорил. - Я тебя мордоворотам своим на ночь отдам, утром не так запоёшь!
Побоев я не боялась. От них я зверела, что и доказала недавно на Патлатом. Но угроза Николая - совсем другое дело, и я внутренне содрогнулась, однако упрямо заявила, старательно скрывая страх:
- Неужели тебе не приходило в голову, что насилие такого рода ещё более разрушает психику женщины и её умственные способности? Отдавай! Тогда ты вообще ничего не добьёшься от меня, - и решительно шагнула к двери.
- Дура малохольная! - Николай вылетел из комнаты, с треском захлопнув дверь, решив, наверное, что я сейчас и впрямь кинусь совращать его дуболомов. Дверь на ключ, однако, Николай не закрыл. И я, посидев с полчаса в полном одиночестве, решилась выйти на прогулку, прихватив с собой ножку стула, который сломался при столкновении с башкой Патлатого.
Я опасливо выглянула за двери, готовая к отпору. Но во дворе никого не было, кроме лохматого филера, который тут же поплёлся за мной, как надоедливый нелюбимый поклонник. Я шествовала демонстративно вдоль всего забора, но во дворе ни единой души не объявилось.
Когда вернулась в свою комнату, ужин уже стоял на столе. И правильно. Видеть отвратные рожи похитителей я не желала. Они, видимо, тоже.
Утром Николай, ставший чернее грозовой тучи, зашёл ко мне.
- Ну, - спросил, играя желваками, однако вполне спокойно, - долго будешь дурочку валять? Я же сказал: возьму тебя в долю. И ты получишь, как все, после операции.
- Срок, да? - сощурилась я ехидно.
- Типун тебе на язык! - он сплюнул суеверно через левое плечо.
- Не верю твоим обещаниям, - гнула я своё. - Напишу детектив, операцию вам разработаю, а вы потом стукнете меня по голове и увезете, бросите где-нибудь в канаве.
- Дура! - свирепо крикнул Николай, вышедший всё же из терпения: надо же, какой нервный… - Мы и так можем пристукнуть тебя: много знаешь, но давай лучше договоримся по-хорошему. Мне выгоднее, если ты начнёшь с нами сотрудничать. А то доведёшь ты меня!.. - он сверкнул глазами, грозя кулаком. - И, правда, пришью, стервозная ты баба, - и ударил меня ниже пояса. Не кулаком, конечно, может, не догадываясь даже, что угодил в самое уязвимое место. - О детях, бестолковая ты баба, подумай, ведь без матери могут остаться, - и вышел, опять с грохотом захлопнув дверь.
Тут я не выдержала и побежала следом, крича:
- Коля, Коль, не сердись, я согласна!
Он оглянулся недоверчиво, но приготовился слушать, а я брякнула:
- Мне гитару надо, я, когда играю на гитаре, лучше соображаю, - и зачем попросила гитару? Бес, видно, попутал. Я ведь просто так бренчала под настроение, ни о какой игре и речи нет.
Николай хмуро глянул на меня и, ничего не ответив, спустился в холл на первом этаже, но мне показалось, что и эта блажь будет выполнена. И не ошиблась.
К вечеру мне доставили прекрасную шестиструнную гитару с перламутровыми бляшками на ладах, пахнущую лаком, гордо белеющую колками - только-только, наверное, из магазина. Принёс эту красавицу Анджей. Молча подал гитару, и я пожалела, что не заикнулась о компьютере, наверняка, и его бы мне достали. Ну, когда же меня искать начнут? Сил никаких и фантазии больше нет время тянуть!
Я приняла инструмент, легонько тронула струны. Звук - чудо, это даже я поняла. Анджей с надеждой уставился на меня, решив, что угодил. Но, погладив гитару по корпусу, я отложила её с сожалением в сторону. Дело в том, что шестиструнная гитара для меня ничего не значила, и тут же оповестила об этом Анджея:
- Не нужна мне шестиструнка!
Анджей вытаращился на меня:
- Не, в натуре, а зачем тогда требовала, ну ты хитромудрая, каких поискать, - он бы и покрепче выразился, но, считая себя джентльменом, не мог того позволить при даме.
- Я… владею семистрункой. Не ясно, да? - сильно было сказано - «владею» - я сама поразилась своей безрассудной наглости, да отступать не желала, кроме того, капризничать перед Анджеем не опасалась, чувствуя, что меня он и пальцем не тронет.
- Не, в натуре, не один чёрт - шесть струн или семь? - удивленно захлопал Анджей великолепными пушистыми ресницами, которые мне очень нравились: ему приказали достать гитару, он и достал. А я, понимаете ли, ещё и фордыбачу.
Но я стояла на своём. Ничего иного и не оставалось: и в самом деле никогда в руках не держала шестиструнную гитару. И потому начала объяснять непонятливому Анджею:
- Я же ска-за-ла: не у-ме-ю на ше-сти-струн-ной ги-та-ре играть. Ты что - тупой? Там же строй иной, там расстояние между струнами больше. Мне нужна семиструнка, и больше ничего. Ясно?
Анджей взъярился:
- Где я тебе её возьму? Древность какая-то!
- Зато оригинально, - гордо заявила я. - Все на шестиструнной гитаре брякают, а я - на семи. - Вот уж точно выразилась: не играю, а брякаю.
- Где я тебе возьму такую? - забубнил вновь Анджей, но по тону его чувствовалось: пошёл на попятный.
- А где хочешь! - отрезала я.
- Ну, чего выпендриваешься? - уже жалобно спросил Анджей. - Вот довыпендриваешься, вздрючат, забудешь про свои фокусы, - и принялся уговаривать. - Кончай придуриваться, ну придумай ты им чего-нибудь… - ого! Анджей уже отделил себя от всей шайки, это - хорошо. - Слово чести, я сам отвезу потом тебя домой, да и Колька - не сволочь же какая, он тебе зла не желает. Он вообще-то мужик неплохой, да и шайку мы сколотили не от хорошей жизни: полгода без работы сидим. А Кольке надо свадьбу дочке сыграть, да я со своей бабой развёлся, алименты платить надо…
- Молодец твоя жена, что развелась с тобой, - уколола я.
Но Анджей не отреагировал на этот выпад, продолжая рассказывать про свои беды:
- … мне надо же как-то жить. Колька, между прочим, и правда - вдовец, у него жена пять лет назад умерла.
- Ага, бедненький совсем, а дача - вон какая! - рассмеялась я ехидно. - Расскажи сказочку своей бабушке, а не мне.
- Да это и не Колькина дача вовсе, а друга его, - оправдывал Анджей Николая. - Он за кордон по контракту на три года уехал. А «вольва» - другого другана, он в загранку ходит, это его машина.
- Ух, какие вы честные-благородные, и все-то вам своё имущество доверяют, - насмехалась я.
- Конечно, мы же не бандюги, мы - честные люди, - подтвердил Анджей, чуть не стукнув себя по груди, да вовремя спохватился, - видишь же, что даже с разработкой операций у нас не клеится, были бы мошенники, сами бы сообразили. А вообще решили, что пошухерим года два, и всё - завяжем. Я, между прочим, в бюро по трудоустройству на учёте стою, - заявил он гордо. - Я же не виноват, что работы по специальности нет, я все же классный электронщик, а не дворник.