Прошу заметить, я не стоял в дверях, не раздавал буклетов религиозного содержания. Я не лез в фонтан и не вопил оттуда: «Близится последний час!» Я просто сидел в кафе и разговаривал с другом на духовные темы, а на краю стола лежала Библия. Но в других помещениях торгового центра бродили молодые энтузиасты, раздавали флаеры и из кожи вон лезли, продвигая свои верования. Администрация вызвала полицию и начались аресты. В кафе вошел офицер, заметил Библию на столе.
— Простите, это ваша Библия? — спросил он.
Я ответил утвердительно. Он тут же взял меня под стражу и препроводил в полицейский фургон. Нет нужды говорить, что я не ожидал оказаться в тюрьме только за то, что у меня есть Библия.
Я сидел в «черном вороне», и во мне закипала ярость. Я понимал, что ситуация абсурдна и мои права нарушены. Я подумал, что неплохо бы наорать на полицейских и потребовать соблюдения моих прав. (За мной бы не заржавело. Я — пуэрториканец. Мы способны наорать на кого-нибудь просто так, для удовольствия.) Но я решил утихомирить свою латиноамериканскую кровь, быть доброжелательным и приятным в общении. Чтобы и в этой далеко не идеальной ситуации служить проводником любви Божьей. Да, таков был мой план: будь доброжелателен и покажи любовь Божью ко всему миру.
По прибытии в участок я держался мягко и уважительно, улыбался оформлявшим меня офицерам. Я был спокоен и безмятежен, словно находился среди друзей. Пока меня фотографировали и снимали отпечатки пальцев, я улыбался и показывал офицерам, что ценю их усилия. Я улыбался от уха до уха и каким-то образом понимал, что они тоже ощущают мир и любовь Божью, которую я чувствую в сердце.
После того как меня сфотографировали, ко мне подошел полицейский и потребовал, чтобы я прошел в другое помещение. Я удивился, что меня одного зачем-то отделяют от толпы, но вежливо согласился. По дороге я улыбался каждому встречному. Мы пришли в другую комнату, офицер сурово посмотрел на меня и сказал, что я должен снять одежду. И вышел.
Снять одежду? Зачем это мне снимать одежду? Я не очень обрадовался такому требованию, но рассудил, что лучше сделать так, как мне велели. Я разоблачился и стоял посреди комнаты в одном белье.
Потом я огляделся вокруг и заметил другого человека. Он сидел в дальнем углу в маленькой камере. Человек посмотрел на меня и сказал:
— Привет!
Я тоже сказал:
— Привет.
— Ну... И за что тебя сюда? — спросил он.
— Разговаривал с другом о Боге, — ответил я.
— А...
Признаться, я ожидал более развернутого ответа. В конце концов, много ли он видел людей, посаженных в кутузку за разговор с другом о Боге! Что ж, я решил задать ему тот же вопрос — что-то вроде «тюремного этикета».
— А ты за что здесь? — спросил я очень вежливо.
Он прошептал:
— Я убил человека.
Убил человека? Они оставили меня в одном белье в комнате с парнем, который убил человека? Я был ошарашен. И что мне теперь ему отвечать? В смысле, какой правильный ответ на «я убил человека»? — Ух ты, круто? Молодец, так держать? Держу пари, он это заслужил? А, не переживай — у всех бывают неудачные дни?
Зачем он вообще мне это сказал? В конце концов, если ты убьешь кого-нибудь, то разве не нужно хранить это в тайне? Зачем он выкладывает всю подноготную незнакомцу, стоящему в одном белье?! Решил, что врать нехорошо? Пропади все пропадом, он убил человека! Думаю, в такой ситуации небольшая ложь во спасение была бы вполне простительна.
Вдруг в комнату снова вошел полицейский. Учитывая обстоятельства, я был действительно рад его видеть. Он посмотрел на меня и сказал:
— Нет, сынок, придется снять и белье.
С каждой минутой ситуация становилась все абсурднее. Я по-прежнему не мог взять в толк, что происходит и зачем это нужно. Но когда человек с пушкой велит тебе снять белье, ничего не поделаешь, надо снимать белье. Затем, словно специально для того, чтобы абсурдная ситуация стала вконец абсурдной, офицер сказал: