Мрачным тоном, которого Минелла не слышала от графа с тех пор, как они признались друг другу в любви, граф промолвил:
— Я не имею никакого желания думать о завтрашнем дне, но, к сожалению, от этого никуда не денешься.
— Я знаю, — сказала Минелла, — и… потому что я люблю вас… у меня появилась одна мысль.
— Какая?
Она не касалась его, но граф чувствовал, что Минелла дрожит, и видел румянец на ее щеках. Едва слышным голосом она произнесла:
— Когда мы только взошли на корабль, вы сделали мне предложение, от которого я… отказалась.
— Ты знаешь, что я сделал его только потому что, хотя я любил тебя, я понятия не имел, кто ты такая на самом деле и не ведал еще, что ты воплощаешь в себе мой идеал женщины.
— Я рада слышать это от вас, — грустно сказала Минелла, — но, понимая, как больно ранит вас развод и все, что за этим последует, я готова принять ваше предложение.
С этими словами Минелла уткнулась лицом в колено графа, словно боялась поднять на него взгляд.
Несколько мгновений граф молчал. Потом он тихо сказал:
— Теперь я знаю, моя любимая, что ты любишь меня так же сильно, как я люблю тебя, и я всегда буду помнить то, что ты сказала сейчас, и хранить это в моем сердце.
Он поднял ее с пола, усадил в кресло рядом с собой и, обняв, прижал к себе.
— Но мой ответ, мое сокровище, будет» нет «!
— Но… почему?
— Потому, — сказал граф спокойно, — что я хочу, чтобы ты жила не тайно в Челси или в Сент-Джон-Вуд, как я вначале глупо предложил, а в моем доме, открыто, в качестве моей жены.
Он поцеловал ее волосы и добавил:
— Ты станешь графиней Винтерборн, будешь со мной каждый день и каждую ночь.
От того, как он это сказал, Минелла чуть не заплакала.
— Я пыталась… помочь вам, — прошептала она.
— Я знаю, — ответил граф, — но того, что ты предлагаешь, мне мало. Я хочу, чтобы ты была моей полностью и абсолютно. Моей от макушки до красивых маленьких ножек, моей с каждым дыханием, с каждой мыслью. Ты моя, Минелла, и я не могу жить без тебя!
Потом он поцеловал ее, поцеловал отчаянно, требовательно, властно и стало невозможно говорить еще.
И все же, когда они поехали в Неаполь, Минелла чувствовала страх, ибо видела, что граф в плохом настроении, и боялась того, что может случиться, если он увидит свою жену.
В другое время она восхищалась бы видом Неаполя, возвышающегося над гаванью, его блестящими крышами и шпилями, яркостью его красок.
Повсюду разливался тот особенный свет, которым, как она читала, славятся пейзажи Италии.
В библиотеке поместья Хейвудов было немало путеводителей, и Минелла знала историю этого города. Она жалела лишь, что они не могут задержаться на день и съездить в Помпею.
Она видела могучий силуэт Везувия на фоне синего неба, но сейчас все было не важно, кроме тяжкого испытания, которое предстояло пережить графу, а Минелла была не в силах спасти его от этой участи.
На причале их уже ждал экипаж, запряженный парой лошадей.
Моряки, одетые в парадную форму, отвезли Минеллу и графа к берегу в шлюпке.
Для этой поездки Минелла выбрала чудесное летнее платье цвета молодой зелени, отороченное белыми кружевами.
На голове у нее была шляпка с широкими полями, украшенная белыми розами.
В этом наряде Минелла выглядела юной и свежей, как сама весна.
Пока они ехали по узким улочкам, где на веревках, протянутых между домами, сушилось белье, граф не произнес ни слова.
Неаполь очаровал Минеллу, но она не стала выражать своего восхищения вслух, понимая, что сейчас не самое подходящее время для этого.
Экипаж привез их в верхнюю часть города и остановился возле весьма живописного домика.
Граф не двинулся с места, и Минелла, скользнув рукой в его руку, тихо сказала:
— Да поможет вам Бог, любимый!
Она почувствовала, как он быстрым движением пожал ей руку.
Потом, словно бросаясь в атаку, граф расправил плечи и вышел из экипажа.
Он велел кучеру подождать, и Минелла открыла белый зонтик, который взяла с собой, чтобы укрыться от жаркого солнца.
Больше всего она боялась, что жена графа вовсе откажется с ним разговаривать, и тогда все их планы можно считать похороненными.
Но дверь в конце длинной дорожки из каменных плит отворилась, граф вошел в дом, и Минелла с облегчением подумала, что хотя бы одно препятствие устранено.
Теперь она ничего не могла сделать, ей оставалось только молиться, как молилась она все эти дни, о том, чтобы в Англии не узнали о разводе графа Бинтерборна. В конце концов, поскольку его жена жила в Италии, это было вполне возможно.
— Прошу тебя. Боже, прошу тебя, — повторяла она снова и снова.
Потом, внезапно подумав, что только отец может ей помочь, она обратилась к нему:
— Папенька, вы знаете лучше, чем я, как он будет страдать, если об этой ужасной истории напишут в газетах! Но я люблю его, и я знаю, что мы можем быть счастливь, как были счастливы вы с маменькой. Пожалуйста, пожалуйста, пусть все кончится хорошо и… быстро!
Минелла была так чиста, что даже не понимала, как нелегко было графу лежать рядом с ней ночью и не касаться ее.
В то же время, она чувствовала его желание, когда он целовал ее. После того, как море немного успокоилось, он перешел спать в гостиную.
Она не стала спрашивать почему, но инстинктивно чувствовала, что он боялся нарушить правила, которые сам для себя установил, и поэтому покинул ее.
— Он такой хороший, такой замечательный! — шептала Минелла. — Я хочу быть его женой и родить ему сына, который будет любить замок так же, как он.
Казалось, прошла вечность прежде, чем дверь дома открылась, и вышел граф.
Он был один, никто не провожал его. Он спустился с крыльца и сел в экипаж.
— В британское консульство! — сказал он кучеру.
Затаив дыхание, Минелла смотрена на графа испуганными глазами. Она боялась прочитать дурные вести в его глазах еще до того, как он о них скажет.
Внезапно он улыбнулся, и для нее это было как солнечный луч, пробившийся из-за туч.
— Все хорошо?
Она сама не узнала своего дрожащего голоса.
Он взял ее за руку и до боли стиснул ей пальцы.
— До сих пор не могу поверить, что это правда!
— Что?..
— Моя жена умерла более года назад, а ребенок, которого она носила, родился мертвым. Минелла уставилась на него во все глаза.
— И вам ничего не сообщили?
— Ее любовник — ничтожная личность. Он скрыл от меня случившееся, чтобы получать за нее содержание.
— Так, значит, вы… свободны уже давно!
— Уже целый год! — сказал граф. Словно только сейчас осознав этот факт в полной мере, он порывисто повернулся к Минелле и воскликнул;
— Теперь, моя любимая, я могу взять тебя в жены!
— Вы уверены? Вы не… передумали?
— Нет! — воскликнул граф. — И я не собираюсь медлить с этим ни минуты.
— Нас обвенчают в британском консульстве?
Он покачал головой.
— Нет, это было бы ошибкой, потому что тогда всем станет известно, что ты сопровождала меня в этом путешествии, фактически не являясь моей женой.
— Тогда… как же нам быть?
— Я только что это обдумал, — сказал граф, — и у меня возник план, который, я надеюсь, тебе понравится.
Минелла положила руку ему на запястье.
— Вы всерьез говорите, что мы можем стать… мужем и женой?
— Еще как всерьез! — воскликнул граф. — Я думаю, моя любимая, что все это произошло благодаря твоим молитвам. Невозможное стало возможным!
— Скажите же мне поскорее, что вы придумали!
Граф торжественно произнес:
— Мы нанесем визит вежливости в британское консульство, а когда вернемся на судно, я сообщу капитану, что там мне передали весьма тревожные известия из Англии.
— И что вы ему скажете? — с тревогой спросила Минелла.
— Скажу, что я узнал, что мой брак, который был заключен восемнадцать месяцев назад в протестантской церкви в Ницце, не является, по мнению архиепископа Кентерберийского, вполне законным, потому что пастор, который совершал обряд, не слишком уважаем в церковных кругах.