— Боже, — проговорила Марго, — какое сегодня голубое море!
Оно было действительно очень голубое: пурпурно-синее издалека, переливчато-синее, если подойдешь к нему ближе, алмазно-синее на блестящей крутизне волны. Она поднималась, пенясь, стремительно неслась к берегу, вдруг приостанавливалась и, отступая, оставляла за собой гладкое зеркало на мокром песке, на которое тут же набегала уже следующая волна. Волосатый мужчина в оранжевых трусах стоял у самой воды и протирал очки. Маленький мальчик взвизгнул от восторга, когда пена заполнила стены возведенной им крепости. Веселые пляжные зонтики и полосатые тенты стремились, казалось, выразить в цвете ту же гамму настроений, что крики купальщиков сообщали прислушивающемуся уху. Откуда ни возьмись прилетел большой, разноцветный мяч и со звоном заскакал по песку. Марго ухватила его, встала и бросила его кому-то.
Теперь Альбинус видел ее фигуру, обрамленную веселым узором пляжа; узор этот он едва ли мог различить, настолько пристально сосредоточил свой взгляд на Марго. Стройная, солнечно-шоколадная, с темной прядью вдоль уха, с вытянутой после броска рукой в сверкающей браслетке, она виделась ему как некая изысканно раскрашенная виньетка, открывающая первую главу его новой жизни.
Она близилась, он лежал ничком (розовые, обгоревшие до волдырей плечи накрыты полотенцем) и наблюдал, как передвигаются ее маленькие ступни. Марго нагнулась над ним и, весело крякнув, игривым берлинским жестом хватила его по хорошо набитым трусам.
— Вода мокрая, мокрая! — крикнула она и побежала вперед, навстречу прибою, вихляя бедрами и раскинув руки, проталкиваясь сквозь едва доходящую до колен воду, а потом опустилась на четвереньки, попробовала плыть, но захлебнулась и быстро встала, пошла дальше, погрузившись уже по живот в пену. Альбинус с плеском устремился за ней. Она со смехом обернулась к нему, плюясь и отводя мокрые волосы с глаз. Он попытался утянуть ее под воду, ухватил за лодыжку, и она стала визжать и лягаться.
Англичанка, лениво развалившаяся в шезлонге под розовато-лиловым тентом и читавшая «Панч», обратившись к мужу, сидевшему на корточках на песке, краснолицему человеку в белой шляпе, сказала:
— Взгляни на того немца, что возится с дочерью. Не ленись, Уильям, пойди поплавай с детьми.
14
Потом, в цветистых халатах, они поднимались кремнистой тропой, наполовину затянутой утесником и дроком. Небольшая, но за крупные деньги нанятая вилла белела, как сахарная, сквозь черноту кипарисов. Через гравий перемахивали крупные красивые кузнечики. Марго старалась их поймать; присев на корточки, она осторожно приближала пальцы, но углами поднятые лапки кузнечика вдруг вздрагивали, и, выпустив веерные голубые крылья, насекомое перелетало на три сажени дальше и, приземлившись, тут же исчезало бесследно.
В прохладной комнате, где пол был устлан красной плиткой, а решетчатые отражения жалюзи, вызвав рябь в глазах, ложились ровными разноцветными линиями у ваших ног, Марго, как змея, высвобождалась из темной чешуи купального костюма и ходила по комнате в одних туфлях на высоких каблуках, смачно поедая сочащийся соком персик, и солнечные полоски от жалюзи проходили по ее телу.
Вечерами были танцы и казино. Море казалось бледным на фоне раскрасневшегося неба, и празднично светили огни проплывавшего мимо парохода. Неловкий мотылек вертелся вокруг розового абажура[41], а Альбинус танцевал с Марго. Ее гладко причесанная голова едва доходила до его плеча.
Очень скоро по приезде возникли новые знакомства. Альбинус сразу чувствовал гнетущую унизительную ревность, наблюдая за тем, как тесно Марго прижимается к партнеру, и зная, что у нее под тонким платьем ровно ничего не надето, даже подвязок: замечательный загар заменял ей чулки. Иногда Альбинус терял ее из виду и тогда вставал и, стуча папиросой о крышку портсигара, шел наугад, попадал в какую-то залу, где играли в карты, на террасу, а потом снова в залу, уже с отвратительной уверенностью, что она ему где-то изменяет. Вдруг она появлялась неизвестно откуда и садилась возле него в своем нарядном переливчатом платье и щедро отхлебывала из бокала вино, и он, умолчав о своих опасениях, судорожно гладил ее под столом по голым коленкам, стукавшимся друг о дружку, когда она, слегка откинув стан (чуть-чуть истерично, думал он), хохотала над смешными (но не слишком) замечаниями своего последнего по счету партнера.
К чести Марго следует сказать, что она прилагала все усилия, чтобы оставаться Альбинусу совершенно и безусловно верной. Вместе с тем, как бы нежно и изощренно он ее ни ласкал, Марго постоянно чувствовала какой-то недочет, зная, что, будучи с ним, она может рассчитывать лишь на любовь минус нечто, в то время как малейшее прикосновение ее первого любовника воспринималось ею как все плюс бесконечность. К несчастью, молодой австриец, лучший танцор в Сольфи и первоклассный игрок в пинг-понг в придачу, был чем-то похож на Миллера — прикосновением сильных пальцев, пристальным, слегка насмешливым взглядом, постоянно напоминавшим ей о том, что она предпочла бы позабыть.