Так же построены и новеллы об остальных шести изобретателях. Текст теряет в них значение, приобретает особый смысл мимическая игра. Сценическая новелла строится не на тексте, а на помимо текстовой игре актёра»{12}.
Это революционное обозрение шло в ГосТиМе шесть лет и постоянно обновлялось злободневными эпизодами, репризами, диапозитивами, костюмами, музыкой. Новации, как правило, диктовались изменениями политической обстановки. В 1930 году изменилось даже название — вместо «Д. Е.» стало «Д. С. Е.» — «Даёшь советскую Европу!». Спектакль шёл при аншлагах, действие часто прерывалось аплодисментами. Из артистов самый большой успех имел, пожалуй, Гарин.
Эраст Павлович впервые почувствовал вкус популярности — много разговоров велось вокруг его семи изобретателей. Это придавало уверенность, силу. Он чувствовал себя счастливым: молод, здоров, работает в прославленном театре. Что ещё нужно для счастья? Любовь? Была и любовь.
Глава третья
БЕСПАРТИЙНЫЙ КОММУНИСТ
Её звали Хеся Локшина. Она приехала в Москву из Смоленской губернии, из Рославля. Училась на экономическом факультете университета, но не окончила, бросила — стихия театра поманила её. Устроилась в режиссёрскую часть только что появившегося ТИМа. Должность — режиссёр-лаборант, позже в программках спектаклей её функции указывали как «сотрудничество по размещению музыкального материала и по закреплению mise en csene».
Миниатюрная, с непомерно большими глазами, она обладала очаровательной улыбкой, против которой было трудно устоять. Гарин поддался её чарам. Но дело не в улыбке. Главное — их вкусы и оценки, касающиеся театральных событий, во многом совпадали. Такая гармония привела к тому, что в 1922 году молодые люди поженились.
Театр занимал всё их время. Если и удавалось вырваться, то разве что на гастроли.
Однажды Эраст Павлович ехал с приятелями на поезде из Москвы в Ленинград. В пути трепались, веселились. Гарину захотелось почитать друзьям отрывки из готовящейся к постановке сатирической пьесы, где ему поручена главная роль.
Текст был очень острый. У фланирующего по коридору проводника ушки на макушке — прислушался к тому, что происходит в одном из купе. А оттуда доносится, мать честная: «Если бы революцию сделали через сто лет, я бы её принял»; «В бани теперь всякая шантрапа ходит, так что даже не интересно мыться»; «Во-первых, коммунисты Россию спасти не позволят»… И всё в таком роде. Главное — всю ахинею нёс один пассажир, с громким голосом. Добро бы ещё голос был нормальный, а то противный, трескучий. Одним словом, контра.
Бдительный железнодорожник «стукнул», куда следует, была у них связь налажена, и на ленинградском вокзале артиста встретили незнакомые люди в штатском и препроводили его, опять же куда следует. Стали разбираться, что за подозрительные, антисоветские речи он вёл. Пришлось объяснить, что это не собственные слова, а текст персонажа из будущего спектакля. В конце концов артиста отпустили.
Настороживший силовиков и их агента текст представлял собой отрывки из пьесы Николая Эрдмана «Мандат».
Впервые Гарин услышал его, когда автор читал новую пьесу труппе. Знакомство с драматургом произвело на мейерхольдовцев большое впечатление. Вот как вспоминал Эраст Павлович о появлении Эрдмана в театре:
«Элегантный молодой человек с причёской «а ля Капуль»[2] изысканно, очень сдержанно поклонился. Он был одет в модный костюм того времени: брюки, узенькие внизу, расширялись к поясу; пиджак, схваченный в талии, кринолинил к фалдам. Мода нэпа носила черты клоунады.
Оказалось, что автор «Мандата» обладает удивительным даром читать свои произведения. У него свой собственный, как бы бесстрастно-повествовательный ритм, освещённый внутренней высокоинтеллектуальной иронией»{13}.
Через несколько дней после читки Гарин стоял у лестницы, ведущей за кулисы. В это время мимо проходил Мейерхольд и, почти не останавливаясь, на ходу бросил:
— Гарин, ты будешь играть Гулячкина.
Молодой артист сразу начал отнекиваться, мол, роль очень большая, где уж мне справиться. Однако Мастер знал, что делал. Поэтому пропустил стенания Эраста Павловича мимо ушей — сказал и пошёл дальше.
До этого Гарин, как уже говорилось, участвовал в трёх постановках ТиМа: играл Ванечку в «Смерти Тарелкина», повара с петухом в «Земле дыбом» и существенно увеличивших его лицевой актёрский счёт семерых изобретателей в «Д. Е.». Все роли были небольшие, а тут есть, где разгуляться.
В глубине души Гарин был доволен новым назначением донельзя, сразу начал исподволь «примерять» новую роль на себя. Вскоре он почувствовал, что нашёл для исполнения Гулячкина рациональное зерно. Отправной точкой его работы можно считать читку пьесы автором труппе.
Следует заметить, чтением Эрдмана все присутствующие были покорены. Его манеру говорить, своеобразие ритмов его речи, окрашенной лёгким заиканием, режиссёр решил взять за основу работы со всеми исполнителями «Мандата». Однако больше, чем на кого бы то ни было, чтение драматурга произвело впечатление на Гарина. Он стал подражать ему не только в роли Гулячкина, но и в других спектаклях, и даже в жизни. Чужая речь настолько органично стала его собственной, что никто не смог бы упрекнуть артиста в подражательности. Да и трудно уже представить его манеру говорить иной. Не случайно в дальнейшем эти два человека подружились.
Вспомним коротко содержание «Мандата».
Итак, семья Гулячкиных состоит из трёх человек: мать Надежда Петровна, бывшая владелица гастрономического магазина, её дочь Варвара Сергеевна и сын Павел Сергеевич, председатель домового комитета. Одну из комнат в их квартире снимает некто Иван Иванович Широнкин, из-за него-то и разгорелся весь сыр-бор.
Гулячкин, можно сказать, нечаянно ударил молотком по стене, отчего в соседней комнате на голову Ивана Ивановича свалилась кастрюля с лапшой. Тот устроил дикий скандал, и чтобы его утихомирить, Павел Сергеевич цыкнул: «Я человек партийный!»
Напуганный Широнкин удалился. Сам Гулячкин тоже порядком струхнул, выдав себя за партийца. Теперь, чтобы не выглядеть самозванцем, ему нужно срочно вступить в партию. Чтобы получить рекомендацию, он хочет пригласить в гости трёх коммунистов. Мол, за рюмочкой обо всём и договоримся. А чтобы подчеркнуть своё пролетарское происхождение, Павел Сергеевич заставляет свою сестру подыскать за плату каких-нибудь работяг, которых можно будет выдать за родственников. Иначе он грозит сорвать её свадьбу. Варвара Сергеевна договаривается с уличными музыкантами. Те за еду и выпивку согласны изобразить родственников-пролетариев.
В это время к Надежде Петровне приходит знакомая, которая, опасаясь обыска, прячет у Гулячкиных сундук с платьем императрицы Александры Фёдоровны. После некоторых приключений это платье надевает кухарка Гулячкиных Настя. А при появлении гостей она прячется в сундук.
В квартире Гулячкиных появляются Сметаничи — отец и сын. Сын — жених Варвары Сергеевны. Следом за ними приходят уличные музыканты, которые призваны выдать себя за родственников-пролетариев. Однако Надежда Петровна и Сметаничи принимают их за коммунистов, которые должны дать Гулячкину рекомендацию в партию.
Жилец Иван Иванович пронюхал, что на самом деле Павел Сергеевич беспартийный, и угрожает разоблачением в милиции. Тогда сундук с платьем императрицы, а стало быть, и со спрятавшейся в нём кухаркой Настей, решают унести от греха подальше в квартиру Сметаничей.
2
То есть с прямым пробором и волосами, уложенными по обе стороны пробора в виде сегментов круга. Названа так в конце XIX века в честь известного французского оперного певца Виктора Капуля (1839–1924).