Выбрать главу

Волокита с пьесой Островского объяснялась тем, что Солодовникову и его окружению хотелось иметь в репертуаре как можно больше произведений современных драматургов. В советские годы Малый театр считался оплотом реального, традиционного искусства, возглавлял борьбу со всякого рода новаторством. Закопёрщиком во всех начинаниях являлся Михаил Царёв. Хотя Михаил Иванович во время оно сам работал в Театре Мейерхольда, уйдя оттуда, постепенно стал ярым борцом с либералами и западниками. В его руках сосредоточилась большая власть. Царёв был директором Малого театра с 1950 по 1963 год, затем, после перерыва, с 1970 по 1985 год. Наряду с этим он с 1964 года был председателем президиума Совета ВТО и к тому же профессором Театрального училища имени М. С. Щепкина.

Как функционера многие сотрудники его терпеть не могли, жаловались на него во все вышестоящие инстанции вплоть до главного партийного идеолога Михаила Андреевича Суслова. Но с Михаила Ивановича всё как с гуся вода. К творческим инициативам своих бывших друзей Бабочкина и Ильинского он относился с прохладцей. Их успехам никогда не радовался и не мог скрыть своей зависти. Бабочкин не любил его за карьеризм, считал Царёва, написавшего для газеты «Советское искусство» статью «Почему я ушёл из Театра им. Мейерхольда», виновником ареста Мастера. Тут Борис Андреевич, скорее всего, ошибался: Мейерхольда арестовали через два с лишним года после публикации злополучной статьи. За это время в главного революционера российского театра было выпущено столько критических стрел, что и без Царёва хватало.

Однако коллеги долго помнили, что Михаил Иванович — один из немногих учеников Мастера, публично шельмовавших его. Когда в 1974 году было получено «высочайшее» разрешение отметить столетие со дня рождения Мейерхольда, Царёв на заседании худсовета Малого театра вызвался делать доклад о юбиляре. Услышав это, Игорь Владимирович встал и спокойно сказал:

— Доклад о Мейерхольде ты делать не можешь.

— Почему? — с деланым удивлением спросил директор театра.

— Ты сам знаешь, почему.

На этом разговор был окончен.

О Царёве Игорь Владимирович отзывался нелестно. Но всё же Михаил Иванович был образованным, театральным человеком, понимал искусство, умел дать правильную оценку спектаклю, артистам.

Несмотря на свои административные возможности Царёв не мстил обидчикам массированным огнём. Правда, мелких пакостей делал предостаточно: то помешает заграничным гастролям, то в программке «случайно» пропустят фамилию Ильинского. Жене Игоря Владимировича много лет не давали звания народной артистки республики. Уже получили все, кто был моложе её, и те, кто пришёл в театр значительно позже. А Татьяна Александровна ожидала его практически четверть века.

Что касается нападок Ильинского на Бабочкина на обсуждении «Власти тьмы», тут Игорь Владимирович не прав, видимо, им двигала какая-то минутная раздражительность. Нелепо говорить, что за время работы в Малом театре Борис Андреевич ничего не дал. Он замечательный артист, в его активе были прекрасные роли. По сути дела, у него случился один провал — роль Ленина в спектакле «Незабываемый 1919-й». Так ведь там и текст такой — закачаешься, любой артист спасует.

Кстати, роль Ленина и для Ильинского оказалась крепким орешком. Он играл вождя в спектакле «Джон Рид», поставленном к пятидесятилетию Октябрьской революции, и стоило «Ильичу» выйти на сцену, как зал дико хохотнул и разразился аплодисментами. Больше Игорю Владимировичу играть Ленина не пришлось, пригласили из Саратова Юрия Каюрова.

Участие в «Джоне Риде» и угроза оказаться на сцене в другой подобной идеологической чепухе тоже внесли лепту в желание покинуть театр. Игорь Владимирович был уволен в порядке перевода на «Мосфильм». Существовала такая форма перехода на другую работу, чтобы не прерывался трудовой стаж.

Спустя два года в дирекцию Малого театра поступило новое, на этот раз предельно краткое заявление Ильинского: «Прошу зачислить меня в штат театра с 14 мая 1970 года».

Положение Солодовникова к тому времени стало шатким, вскоре он покинул театр. А с Царёвым кое-как удалось договориться о постановке «Леса».

Как директор Михаил Иванович давал Ильинскому возможность работать, ставить те спектакли, которые тот выбирал. Он почти не вмешивался в подбор исполнителей ролей. Поэтому в 1974 году Игорю Владимировичу удалось осуществить давнюю мечту: поставить «Лес» и сыграть в нём до боли знакомого Аркашку Счастливцева.

Это одна из самых любимых ролей, он играл её около шестидесяти лет. Первый же раз он сыграл эту роль в ГосТиМе — в 23 года. Там его Аркашка был буффонадным комиком. (По этому поводу Мейерхольд заметил ему: «Вы играете комика-буфф. А ведь Аркашка играл любовников».) Второй раз — в 1938 году уже в Малом театре, в новой трактовке режиссёра Льва Прозоровского, делавшего основной упор на трагическую сторону персонажа. В новой самостоятельной постановке Ильинскому уже семьдесят с хвостиком. Здесь Игорю Владимировичу хотелось воспеть русского провинциального актёра, много добра сделавшего для отечественной культуры.

Дружка-соратника Несчастливцева играл обладатель баса-профундо Роман Филиппов, он аккурат на 35 лет моложе. Даже неловко, что пожилого человека он называет Аркашкой. В 1975 году спектакль «Лес» был снят на плёнку, сейчас его легко посмотреть. На крупных планах экран лишь подчёркивает разницу в возрасте. На общих эта дельта нивелируется, сразу видно, что на сцене Ильинский преображается. У него отточенные пластичные движения, энергичная походка, он — молод.

Сцена — не фильм. Спектакль — живой организм, состояние которого зависит от большого количества факторов. Артисты каждый раз играют по-разному, сегодня так, завтра — иначе. Метаморфозы случаются даже в пределах одного представления. Вот случай, свидетелем которого был легендарный нападающий московского «Спартака» Никита Симонян. Вспоминая о дружбе артистов и футболистов, Никита Павлович рассказал в интервью:

«Помнится, пришли с супругой в Малый театр на новую постановку Островского «Лес». В роли Счастливцева — Игорь Ильинский. Прошёл первый акт без особого блеска, я бы даже сказал, вяловато. А в перерыве администратор подходит и приглашает за кулисы. Говорю, что не самое подходящее время, что актёру надо настроиться на второй акт. А мне: «Да вы что, Игорь Владимирович же заядлый футбольный болельщик, будет только рад вас видеть». Ладно, пошли. Приходим — сидит Ильинский на лесах. Говорит: «Да, первый тайм действительно прошёл вяло, но обещаю, что во втором всё будет иначе, а я забью гол!» Так и случилось — второй акт он отыграл гениально. И забил не один гол»{134}.

24 июля 2017 года в «Независимой газете» под рубрикой «Имена и даты» была опубликована краткая заметка:

«Игоря Ильинского (1901–1987), актёра театра и кино, помнят, может быть, едва ли не в первую очередь как чтеца, — что ж, это ведь тоже были спектакли. А сцены на его пути были — от театра-кабаре «Летучая мышь» и театра Мейерхольда до консервативно-академического Малого. И театр Совета рабочих депутатов, и гроздья советско-партийных титулов и премий. Может ли всё это преодолеть творческая личность? В чём-то может. Или спасает Чехов, все роли в ленте по рассказам которого он сыграл?»

Имеется в виду фильм 1971 года «Эти разные, разные лица». Тот самый, в котором Игорь Владимирович, не умевший и не желавший сидеть без дела, снялся во время двухлетнего антракта.

Картина создана Ильинским в альянсе с режиссёром Юрием Сааковым. Юрий Суренович сочинил сценарий, представляющий собой семь самостоятельных новелл — экранизацию семи чеховских рассказов. Они написаны «на заре туманной юности», когда Чехов строчил их один за другим, подписаны фамилией А. Чехонте, все публиковались в журнале «Осколки», только «Сапоги» — в «Петербургской газете». Рассказы чисто юмористические, анекдотики, высмеивающие такие человеческие слабости, как трусость, хвастовство, легкомыслие. Сатиры там — кот наплакал. Достижением фильма является то, что все 23 (прописью — двадцать три!) роли в нём сыграл один артист — Игорь Владимирович Ильинский. Один, а впечатление, что снималась толпа актёров, среди которых молодые и старые, худые и толстые, простецкие забулдыги и лощёные обладатели аристократических манер, мужчины и даже женщина. Женщина эта — мисс Тфайс из рассказа «Дочь Альбиона»: «…высокая, тонкая англичанка с выпуклыми рачьими глазами и большим птичьим носом, похожим скорей на крючок, чем на нос». Точно такой и представил её в фильме невысокий, полноватый Ильинский, глаза которого при всём желании рачьими назвать трудно… Вот она — сила искусства.