Временами Лёша глухо закашливался, кашель его переходил в трагические рыдания. В этом случае я уже просто не давал ему ко мне прислоняться. Ибо по запасам слезы, пусть даже мужской и скупой, он мог бы, наверное, за раз восполнить водный баланс какой-то небольшой арабской страны. Например, Иордании. Из расчёта один Иордан на один календарный год.
Если не занимался Лёшей, я занимался собой. Потому что рядом со мной вновь и вновь обнаруживался мой знакомый - тот Вергилий из ЦДЛ. Оттуда он брался, оставалось загадкой. Скорее всего, никуда и не исчезал. Другое дело, что ему было холодно. Он весь посинел, и мочки его ушей тряслись на ветру. Из наблюдений за мочками я установил, что мы уже находимся на бульваре. Действительно, если приглядеться, Лёша гипсово сидит на скамейке, а мы с Вергилием прохаживаемся взад и вперёд по гравийной дорожке. В одну из минут доверия между нами состоялся следующий диалог:
- Хочешь, я буду писать за тебя стихи? - предложил мне Вергилий.
- Это как?
- Я буду писать, а ты будешь разносить по редакциям.
- А зачем?
- Меня не печатают.
- А меня?
- Тебя будут.
- Почему? Я уже не пишу стихов.
- Будешь.
- Почему? - почему спросил я.
- Потому что бывших поэтов не бывает.
- А почему меня должны печатать?
- Потому что я гений.
- Что, правда?
Я впервые гулял по бульвару с гением и, признаться, даже остановился, подыскивая глазами подходящий пустующий постамент. Поблизости таковых не оказалось, и я снова стал смотреть на Вергилия. Хотя смотреть было не на что. Он был очень худ, низкоросл, согбен, сутул, чахл, дохл, истрачен, изношен, испит, искурен, хрипат... - в любом случае, в его голосе не звучал бронзы звон. К тому же я сомневался, что это будет событие, когда мы поставим этого человека на высоту трёх метров над землёй. Пушкин и Гоголь всё равно не сдвинутся со своих мест. Кстати, и их шагов, подобных шагам Командора, покуда не раздавалось ни с той, ни с другой стороны бульвара.
- Евгений Александрович Март, - официально представился Вергилий, подавая мне руку. - Если согласны, предлагаю заключить договор.
- Какой договор?
- Клиентский. Между мной, патроном, и вами, моим клиентом, которому, учтите, задаром достаётся вся слава.
- Ни хрена себе!
Метро всё не открывалось, денег на такси не было, Лёша оставался по-прежнему неподъёмен (ни тушей, ни в живом весе), а я всё ещё не мог объяснить своему бывшему Вергилию ситуацию.
- Видите ли, Евгений Александрович...
Несколько раз я начинал это «видите ли», но так и не дошёл до «дело в том». Дело в том, что я сам ещё не считал себя окончательно потерянным для поэзии. К тому же по-прежнему имел в своём активе так и не использованную рифму «вызвездить - в извести», а также развёрнутую метафору своей самой нечеловечески любовно-поэтической страсти:
О, дай мне
взяться
за твою дверную ключицу
И раскрыть
твою двустворчатую грудь!
Чисто в стиле Маяковского, мне казалось.
Короче, объясниться с Евгением Александровичем я не смог. Это беда всех интеллигентных людей: если не успел вовремя послать подальше, то потом ещё долго несёшь бремя белого человека. К счастью, Лёша вскоре проснулся и начал жалобным, вскрикивающим голосом звать некую свою «любимую». Вскрики его всё усиливались и скоро перешли в стенания раненой чайки.
Вергилий-Март тоже неожиданно вспомнил, что у него есть любимая, и пошёл искать телефон. Через пять минут он вернулся, а ещё через десять по бульвару пророкотал большой чёрный мотоцикл, и с него сошла могучая дева в чёрном шлеме и куртке-косухе. Недолго думая и не слишком сильно ругаясь, дева стукнула Вергилия по втянутой шее, села на мотоцикл, велела обхватить себя сзади руками, достала и замкнула наручники на запястьях пассажира. После этого расчихала мотор, выжала сцепление и дала полный газ. Вергилий-Евгеша болтался у неё за спиной, как рюкзак с картошкой.
Глава 4. Будущее русской женской поэзии
- А тепер-рь... самая большая рыба! - задал следующий вопрос мизантроп Гошка. - Отвечай быстро!
- Кит! - быстро ответил я.
Мизантроп радостно гоготнул и заставил меня съесть ещё одну маслину.
- А тепер-рь... назови три отличия индийского слова от африканского!
- Ну... индийский, он меньше. Или уши у него меньше?
- Раз, - загнул палец Гошка.
- У индийского, если я не вру, должен быть на хоботе лишь один палец, а у африканского их...