«Очевидно, что в основе смеха, - пишет Сычев А.А. (2003), - лежит не просто знание субъекта о противоречивости ситуации или закрепленный набор логических несоответствий в объекте. Можно знать шутку, но не понимать ее: смех является выражением не знания, а понимания. Такие традиционные характеристики понимания, как целостность, эвристичность, креативность, диалогичность, эмоционально-чувственная, оценочная и социокультурная обусловленность и другие в полной мере соответствуют проявлениям смешного; при этом большинство условий смеха выступают частными выводами из этих базовых характеристик.
Смех как специфическая форма понимания обладает определенными особенностями: во-первых, смех можно определить не просто как понимание, а как радость понимания. Здесь радость понимается как любой положительный эмоциональный фон и не несет никаких дополнительных символических нагрузок и ассоциаций. Во-вторых, важнейшей характеристикой смехового понимания является избыточность — включив ее в определение, смешное можно описать как радость избыточного понимания».
В работах Л.М. Карасёва, появившихся в конце 80–90–х гг. прошлого столетия предлагалась новая концепция юмора и смеха. Основной её смысл состоит во взгляде на смех как на целостный культурно–исторический и онтологический феномен, в основе всех построений автора лежит гипотеза о смехе, как о символическом целом, развивающемся по своим внутренним законам. Автор относит вопрос о возникновении чувства смешного к области, выходящей за границы того, что можно назвать собственно «научным знанием». Мы ничего не можем сказать о происхождении смеха, подобно тому, как нам ничего достоверно и точно неизвестно о происхождении всех остальных компонентов, составляющих квинтэссенцию человеческой деятельности и чувственности - языка, мышления, ритуала, мифа и т.д. Сам смех возникает одновременно с языком и мышлением. Все видимое многообразие различных проявлений юмора и смеха принципиально сводимо к двум основным типам. Первый тип смеха связан с ситуациями, когда человек выражает свою радость, телесное ликование, «телесный» или «витальный» энтузиазм. Этот тип Карасёв называет «смехом тела» и относит к разряду состояний, которые характерны не только для человека: нечто похожее можно увидеть и у животных, которым также знакомы радость игры и физическое удовольствие. Второй тип связан с собственно комической оценкой действительности. Этот вид смеха может включать в себя и элементы только что названного типа, однако его сущность в том, что он представляет собой соединение эмоции и рефлексии. Этот тип получил у него наименование «смех ума». Если первый тип – «смех тела» - по преимуществу относится к «низу» человеческой чувственности, то второй – «смех ума» - к её «верху». Это область рефлексии, парадоксальной оценки, сфера проявления остроумия. «Упрощая дело, - замечает Л.Карасев, - можно сказать, что смеха два, а плач один» (Карасев Л.М., 1996; Глинка К., 2004).
Антитезой смеха, по Л.В.Карасеву, является стыд, хотя авторы не согласны с этим. «Итак, если стыд, как правило, эгоцентричен, направлен внутрь, то смех, напротив, ориентирован вовне: смеющегося интересует прежде всего не он сам, а кто-то другой. Смех над собой – высшая ступень комической оценки – доступен лишь тому, кто способен «встать» над собой, сделать нравственный и интеллектуальный рывок – взглянуть на себя со стороны и увидеть как другого. А это, оказывается, не так-то просто: еще А. Бергсон заметил, что комический персонаж смешон настолько, насколько не осознает себя таковым. Оттого-то осмеянный часто и вполне искренне не понимает, почему над ним смеются. Ему не хватает главного, того, чем с самого начала обладают смеющиеся – взгляда со стороны. Стыдящийся уязвим и мирен. Он переживает стыд, осознавая свое бессилие; в нем начисто отсутствует самоуверенность. Смеющийся же полностью уверен в себе и оттого не полагает распространять свое преимущество – реальное или иллюзорное – далее границ собственного смеха. Смеющийся, так же как и стыдящийся, самодостаточен. Но окраска этих состояний – полярна» (Карасев Л.В., 1996).
Приводим отрывки из интересной на наш взгляд беседы-интервью Л.М.Карасева (Л.К.) с Т. Миловой (Т.М.): «Л.К.:…все известные нам теории смеха - Гоббса, Канта, Гегеля, Бергсона, Бахтина - восходят к аристотелевой формулировке из первой части «Поэтики»: смешное обнаруживает некоторую меру зла, не причиняющую страдание и не пагубную. Впрочем, загадка от этого не исчезает: почему нашей реакцией на зло - пусть на зло адаптированное, умеренное - оказывается не гнев, не скорбь, не осуждение, а именно смех? В том-то и парадокс: смех - единственное из наших душевных движений, которое во многом противоречит причине его породившей. Несмотря на свою неожиданность и непредсказуемость, смех - это своего рода зеркало, в котором отражаются и преображаются все наши эмоции, как бы удваивая «пространство души». Отсюда и многообразие оттенков смеха, которое не поддается исчерпывающему перечислению… Смех плюс гордость и смех плюс гнев дают нам новую гордость и новый гнев. Их необычность уже в том, что они имеют другой «градус» существования, они бескорыстны и не переходят в дело, хотя потенциально обладают не меньшей силой, чем «исходные» чувства.