НАЧАЛО ГЛАВЫ О МАЙЕ
Мы познакомились в доме у моего любимого дяди Толи, на дне рождения его дочери, моей ещё одной двоюродной сестрички, тоже Светланы. В огромной комнате стоял длинный стол, всегда накрытый, всегда принимающий гостей, и дяди Толи и тёти Фиры, и Светиных гостей, которых бывало больше, чем у обоих родителей. И на этот раз за столом сидело человек пятьдесят, шумное, весёлое застолье, где каждый старался перекричать всех, поразить, удивить, самоутвердиться. Майя вела себя сдержаннее других, поэтому её я сразу и не заметил. Лёня, сидящий рядом со мной, первый обратил на неё внимание: «Смотри, какая приятная девушка». Она, и вправду, была очень привлекательна: русые, чуть подкрашенные волосы, серо-голубые глаза – два маленьких озёрца доброты, настолько глубокие, что каждый мог зачерпнуть оттуда, хватало всем, и, самое главное – они меняли цвет, в зависимости от освещения или одежды, становились то серыми, то зелёными. И ещё: у неё была удивительная улыбка, которая, в буквальном смысле, освещала, согревала и снимала напряжение.
Она выделялась, за ней ухаживали, приглашали танцевать. Я тоже, как говорил мой друг Вилля, «положил не неё глаз и пошёл на абордаж». Мы танцевали, потом уже сидели рядом, я её веселил, она смеялась… Я проводил её домой, записал её номер телефона. Договорились завтра встретиться, и я рядом с её именем записал время нашей встречи. Это было бестактно и, как она потом призналась, её, конечно, обидело, но я всегда записывал время и место всех своих свиданий, чтобы не перепутать. Мы начали встречаться. Сперва я её особенно не выделял, она была «одна из…», я продолжал параллельно общаться со всеми своими дамами, но постепенно наши встречи с Майей участились. Она никогда ничего не требовала, не ставила никаких условий, подкупала своей чистотой, доверчивостью и незащищённостью, хотелось оградить её от неминуемых неприятностей, подставить плечо. У неё было тяжёлое детство, трудная жизнь и своеобразные родители. Вернее, не так – они были типичными представителями того времени, именно на таких самозабвенных фанатиках держалась Советское Государство.
ПАРА ГНЕДЫХ, ЗАПРЯЖЁННЫХ СУДЬБОЮ
Ефим Наумович, отец Майи, и Александра Сергеевна, её мама, познакомились на Донбассе, в одной из шахт, куда и он, и она, пошли по призыву партии выдавать уголь на-гора. Там, при свете шахтёрских ламп, им удалось разглядеть друг друга, «полюбиться и пожениться».
В нищей стране и они были нищими, настолько, что у него не было целых трусов, чтобы достойно предстать перед молодой женой в первую брачную ночь. Поэтому свои старые, потрёпанные и полинявшие трусы он покрасил чернилами в лиловый цвет. В таких трусах, конечно, можно было покорить даже Мадонну, но произошло непредвиденное: возвращаясь из ЗАГСа, они попали под проливной ливень, вся одежда промокла насквозь, естественно, и трусы молодожёна. Обладающая огромным запасом юмора, Александра Сергеевна с хохотом рассказывала нам о своём впечатлении от их первой интимной встречи: вся нижняя половина молодожёна, живот, ноги и остальные детали – были лилового цвета.
Они жили в общежитии, ни ванны, ни душа не было – она наполнила тазик водой, посадила в него молодого мужа и половину брачной ночи отмывала ему все органы, необходимые для продолжения этой ночи.
Они бы до конца своих дней снабжали страну углём, но партия выдала новый призыв: «Учиться!», и оба поступили в университет, окончили его и стали журналистами. Оба проявили хорошие способности – она работала завотделом в какой-то крестьянской газете, а он дошёл до заместителя главного редактора самого крупного партийного органа, газеты «Коммунист».
Они уже жили в Киеве, имели троих детей и двухкомнатную квартиру, маленькую, но отдельную, что, по тем временам, считалось большой роскошью. Как у номенклатурного работника, у него была броня-освобождение от призыва в Красную Армию. Но двадцать второго июня сорок первого года, через час после речи Молотова, сообщившего о начале войны с Германией, мой будущий тесть, пошёл в военкомат, даже не зайдя домой, оставив на произвол судьбы жену и трёх маленьких детей.
За годы нашей жизни с Майей я не раз упрекал его за это: