У дверей в прохладное чрево церкви Рафаэль надел рубашку.
— Хорошо, Рафаэль, — послышался сквозь решетку голос отца Страттона. — Скажи мне о своих грехах.
— Пьянство.
— Я знаю. И часто ты пьешь?
— Постоянно.
— То есть всякий раз, когда у тебя появляется такая возможность?
— Да. Но в последнее время у меня нет охоты пить, даже когда спиртное передо мной.
— С каких это пор?
— Со вчерашнего полудня.
— Ты хочешь сказать, что ничего не пил со вчерашнего полудня?
— Это не так.
— Значит, ты не напивался до беспамятства…
— Нет, хотя мог бы.
— Наверное, нет смысла говорить с тобой о пьянстве, так?
— Нет.
— Ты молод, Рафаэль. Очень молод. Впереди у тебя вся жизнь. — «Завтрашний день и утро четверга», — подумал Рафаэль. — У тебя Рита, дети. — «Вот это правда. Чистая правда». — Ну, хорошо… Ты верен Рите, Рафаэль?
— Да.
— Ты не живешь с кем-то еще?
— С кем?
— Неважно. С кем угодно. В городе.
— Нет.
— Хорошо. Скажи мне о других грехах.
Рафаэль помялся.
— Я не отдаю себе отчета, что делаю, когда пьян. Я могу согрешить тогда, но потом не знать об этом. Я ничего не помню.
— Ты говоришь, что не пил со вчерашнего полудня.
— Не напивался, — поправил священника Рафаэль.
— Ты хорошо помнишь все, что ты делал со вчерашнего полудня?
Ларри, дядя-толстяк, парикмахерская, банк, женщина там, большой магазин, где он покупал подарки, двое мужчин, пожилая женщина, вступившаяся за него, кассирша, покупки, сложенные в тележку, которую он выкатил на улицу, Фридо, большая бутылка водки, поездка на автобусе, коробки на обочине, Рита, спешащая к нему, ее лицо при виде двух новых платьев, Лайна, карабкающаяся по склону вслед за матерью, раздача подарков детям, угощение всех пивом, поход с Ритой на пригорок, закат, луна… Рафаэль помнил все, и более отчетливо, чем что-либо другое в своей жизни.
— Да, святой отец.
— Рафаэль, где ты взял столько денег?
Рафаэль не ответил.
— Не лги в исповедальне, Рафаэль.
— Я нашел работу, святой отец.
— Судя по тому, что я слышал, ты не работал, Рафаэль. Но получил деньги. Купил платья жене, подарки детям. И индейку.
— Я имел право сделать это.
— Если у тебя есть деньги.
— У меня были деньги.
— И себе новую одежду. Где ты взял деньги, Рафаэль?
— Часть работы я сделал вчера.
— Рафаэль, за что тебе заплатили так много денег?
— Я разделся. Этот старый толстяк…
— Он щупал тебя?
— Да. Но не в том смысле, что вы думаете.
— Так что же он делал?
— Просто говорил. Возбуждался. Описывал что-то невообразимое. — Рафаэль изумлялся, слыша собственные же слова. Он ли лгал в исповедальне? Но как он мог объяснить священнику, как мог сказать больше, всю правду? Не поворачивался у него язык рассказать о контракте, банковском счете, бланке, который должна подписать Рита, чтобы получить деньги после того, как… — Старый толстяк возбуждался с каждым словом, махал руками, он него пахло все хуже…
— Ты говоришь, что сделал вчера часть работы?
— Да.
— И этот человек снова ждет тебя?
— Да.
— Не ходи к нему, Рафаэль.
Рафаэль задумался.
— Я не могу украсть, святой отец.
— Мы ведем речь не о краже. Ты не должен так зарабатывать деньги, Рафаэль, но и в воровстве тебя здесь обвинять нельзя. Не возвращайся к этому человеку, Рафаэль.
— Вы видели, что управляющий подстрелил Нинья?
— Да.
— Видел.
— Дети больные и голодные. Мы все больны. Мой отец умрет от опухоли, так же, как и моя мать.
— Рафаэль, не возвращайся к этому человеку.
— Я не совершаю преступления, святой отец.
— Какого преступления?
— Никакого.
— Ты всегда был хорошим мальчиком, Рафаэль. Когда Рита забеременела, ты женился на ней по первому моему слову. Не правда ли?
— Да, святой отец.
— Искушений много, сын мой. Напиваться до потери сознания. Воровать со свалки.
— Воровать?
— Радуйся, что можно исповедоваться и получить прощение. Но я не могу отпустить тебе грехи, Рафаэль, если ты не ощущаешь в себе искреннего, идущего от сердца желания не совершать их вновь.
— Святой отец, я искренне верю, что более не напьюсь пьяным. И ничего не утащу со свалки.