- Расслабься, - спокойно, но с твердостью сказал режиссер. - У тебя все получится.
Мария постаралась не смотреть на его руки и ноги, хотя взгляд так и норовил туда скользнуть.
Она подняла глаза, и сомнения в собственных силах вмиг испарились - Кристофор смотрел на нее так, будто был уверен, что она справится. Он всегда каким-то магическим образом умел поддержать каждого на съёмочной площадке.
Мария смахнула прядь с лица и на мгновение задержала взгляд на своей ладони. Сухой ком заколол в горле девушки, и проблемы вдруг показались ей такими мелкими.
- Я готова продолжать, - заявила Мария.
И сыграла так, что сцену отсняли с первого дубля.
***
- У тебя просто ангельское терпение, - покачал головой Глеб.
Он опустился в мягкое кресло и с наслаждением вытянул ноги. Затем Глеб взял со столика стакан с ледяным виски и сделал небольшой глоток.
- Мое терпение обрывается на первой же истерике любого из них.
Крис улыбнулся словам Глеба. Слово “терпение” всегда приводило его к воспоминанию о маме. Перед глазами лёгким облаком проплыл образ молодой женщины. Она сидела за столом рядом с маленьким мальчиком и учила его держать ложку. Мальчик капризничал. У него никак не получалось удержать столовый прибор двумя руками. Изуродованные от рождения руки без кистей и ноги без стоп стали тяжёлым испытанием и для ребенка, и для его мамы. Но женщина не сдавалась. Каждый день она засыпала и просыпалась с мыслью о том, что сын не калека. Она решила, что научит его быть сильным и самостоятельным, чтобы он жил полноценной жизнью. Вот и теперь она нежно улыбалась и в который раз терпеливо учила сына удерживать ложку.
- Кристофор, прошу прощения, - в кабинет режиссера заглянул шофер.
- Слушаю, - деловым тоном сказал режиссер.
- Машина у входа. Можем ехать домой.
- Спасибо, Виктор, - поблагодарил Кристофор и немного мягче спросил: - Ты ещё не ужинал?
Парень покрутил головой.
- Сходи на кухню. Поешь. Тамара сегодня приготовила вкуснейшую лазанью. Через тридцать минут жду тебя здесь.
- Угу, - парень прикрыл дверь и умчался на кухню.
- Как у вас с Натали? - спросил Кристофор, поднимая бокал двумя руками.
Глеб расплылся в улыбке.
- Она потрясающая! Пока все идеально. По-моему, эта женщина именно та, которая мне нужна.
- Наконец-то. Я счастлив это слышать.
Глеб провел рукой по своей идеальной бородке.
- Ты отпустишь меня на пару дней? Хочу на уикенд свозить Натали к морю.
- Без проблем. Сцену с Мари мы отсняли. Займусь в эти дни монтажом с Семёном.
Кристофор устало откинулся на спинку кресла. Ему уже не терпелось снять протезы. Они были удобные и лёгкие, изготовленные индивидуально по новым технологиям, но за долгий рабочий день ноги все равно уставали.
- Кстати о Марии, - Глеб хитро улыбнулся и чуть наклонился вперёд. – Мне кажется, что ты ей нравишься.
Кристофор хмыкнул.
- Брось. Думаешь, я не вижу, как она вздрагивает каждый раз, когда я к ней подхожу.
- Но…
- Я не виню ее. Кому приятно смотреть на это.
Кристофор протянул вперёд руки.
- Поверь, никто не испытывает отвращения к тебе, - Глеб отставил прочь стакан и серьезно посмотрел на друга. - Ты особенный. Да. Но тебя уважают и любят.
- Ты же знаешь, что я не переживаю о своей внешности. Я научился с этим жить, и вполне счастлив.
- Ещё бы, - усмехнулся Глеб. - Один из величайших режиссеров за всю историю кинематографа.
Он обвел рукой кабинет, в котором стены были увешаны наградами и благодарностями.
- Да, ты - гений! – театрально воскликнул Глеб. - И я горд тем, что дружу с тобой.
Кристофор от души рассмеялся. Он уже и забыл об усталых ногах. Беседы с Глебом в конце рабочей недели стали приятной традицией, когда можно расслабиться и поговорить обо всем.
- Мы знаем друг друга с раннего детства, - уже серьезно сказал Кристофор. - Ты видел, как я пытался строить отношения с девушками. Но как только чувствовал жалость от них, больше не мог находиться рядом. Меня не надо жалеть. Я не ущербный.
- Это точно! Уж кто-кто, а я-то знаю, что ты в жизни увидел и сделал гораздо больше, чем большинство окружающих.
Глеб добавил себе и Кристофору виски.
- За это и выпьем!
Режиссер поднял свой бокал и сказал:
- Я пью за тебя, Глеб. За то, что ты никогда не относился ко мне, как неполноценному.