Я почти не сомневался в их достоверности и все-таки раздумывал: не проверить ли все самому? Я колебался — остаться мне или уходить…
Сержант вылез из погреба. Мне грустно было расставаться с несчастной семьёй. Я спросил старика:
— И все так живут, как вы?
— Все, — ответил старик. — Больно плохо стало тогда, когда к нам в село прислали нового начальника, вроде старосты. Немцы как-то по-своему его называют, не выговорю я по ихнему. И где только такого подлеца отыскали. Обиднее всего, что он — русский. Дерёт хуже фашистов, всю скотинку у людей отобрал. Что получше из вещичек — тоже. Работой всех замучил. И сам-то на зверя похож, а приказал величать себя «ваше благородие». Мы его промеж себя зовём «ваше благоуродие»: половины уха у него нет.
— Половины уха нет? — невольно насторожившись, переспросил я.
— Да. Наверно, от того и злой такой…
— А вы не заметили, какие у него глаза? — со смутным предчувствием спросил я.
— И глаза-то не как у людей. Один глаз наполовину зелёный, наполовину желтый…
«Это он!» — чуть не вырвалось у меня. И я сказал:
— Остаюсь.
Теперь было уже две причины к тому, чтобы я остался здесь. Я хотел уточнить сведения о противнике и встретиться с Коськой. Я не сомневался, что это он! Теперь наша встреча, решил я, должна быть для него последней.
Я отправил своих разведчиков в обратный путь, а сам спустился в погреб. Побеседовав там со стариком и женщиной, я обратился к мальчику — Сёмой его звали:
— А ты не боишься жить у немцев?
— А чего мне бояться их? — ответил тот. — Когда фронт был далеко, здесь строили укрепления, и я везде побывал. Видел, куда ставили орудия.
— А ночью ты пойдёшь по селу?
— Пойду, если надо.
— Акулина Федоровна, — обратился я к матери, — отпустите со мной Семёна?
Она посмотрела на сына, потом на меня:
— Если для дела, пусть идёт.
Семен быстро вскочил и стал одеваться.
Мы вылезли с ним из погреба, вышли на улицу и надели лыжи. Снег продолжал падать хлопьями. Стрельба с обеих сторон заметно усилилась.
— Куда пойдем? — спросил Семён.
— Проведи меня к немецкой передовой линии… Только веди так, чтоб немцам не попасться.
Семен подумал немного, потом решительно сказал:
— Идите за мной.
Мальчик уверенно оттолкнулся и бесшумно заскользил по снегу. Я пошел следом за ним. Он вел меня по глухим задворкам, в одном месте мы осторожно пересекли улицу.
— Дальше идут укрепления, — дождавшись меня, тихо сказал Сема. — Около того сада у них стоят орудия.
Впереди нас, сквозь падавший снег, темнел большой сад. Я его знал до войны и определил, что именно здесь должны находиться огневые позиции немцев.
— Возле сада, — продолжал объяснять Семен, — вырыты окопы, перед ними — проволочные заграждения. Налево, около той рощи, еще стоят орудия. Перед ними тоже устроены укрепления. Третье место, где стоят орудия — в конце улицы, которую мы сейчас перешли.
Стрельба продолжалась. Небо чертили трассирующие пули. Вдруг впереди нас взвилась ракета, ярко осветив всю местность, даже падающие снежинки стали видны на миг. Мы с Семой присели. Левее взвилась другая ракета.
Я попросил Сему повести меня в другую сторону села. Я убеждался, что сведения, которые я отправил с разведчиками, были правильные.
Это меня успокоило, и мы с Семой вернулись домой.
Здесь я вынул свои запасы, и мы сели ужинать, а вернее, завтракать. Я посмотрел на часы: стрелки показывали половину пятого.
— Теперь, друг, давай спать, — предложил я, — нам предстоит большая работа.
Наш сон был непродолжительным, но крепким.
Я предвидел, что в следующую ночь с нашей стороны будет нанесен фашистам страшный удар, и хотел по-своему подготовиться к событиям. Немцы, словно предчувствуя близкий бой, накапливали силы. Семен наблюдал в окошко за улицей и сообщал мне:
— К передовой пошли эсесовцы с «фаустами»[1]. Человек сто будет.
— Из села выехали пять парных саней. На них что-то погружено и покрыто…
Таких донесений он передал несколько.
День казался очень длинным. Настоящий бой все не начинался. Снег продолжал падать в полном безветрии. Когда стало смеркаться, я спросил Семена:
— Еще пойдешь со мной ночью?
— Пойду, — скромно ответил Семен.
— Скажи, ты не знаешь, где живет этот начальник немецкий, про которого говорил дедушка?
— Знаю. Он живет в доме, где было у нас правление колхоза. Помните, такой большой, новый дом? Позади дома сад. Сейчас там часовые стоят.