Витя ошеломленно смотрел на брата: бледный как мел, он в немом оцепенении застыл над убитым.
Валя не мог поверить, что это сделал он. Валя убил человека, пусть даже фашиста, врага, который заслужил смерть, все равно он — убил! При этой мысли мальчика охватил озноб, к горлу подступила тошнота.
Витя понял, что медлить нельзя. Столкнув труп в озеро, он подобрал с земли удочки, схватил за руку растерянного брата и потащил за собой. Ребята бежали, не разбирая дороги, не оглядываясь. У крайних хат Красной улицы Валя остановился.
— Ты чего? — тяжело дыша, спросил Витя.
— Не могу… Тошнит… Отдохнем…
— Мамке ни слова! — строго предупредил Витя.
Валя согласно кивнул.
Вечером, когда Анна Никитична была во дворе, хундерфюреры хватились Людвига. Поднялся шум, захлопали двери, зарычали овчарки. До ребят доносились слова: «капут», «партизанен», «дезертир». Потом все смолкло. Мать вернулась со двора и встревоженно сказала:
— Людвиг пропал!
Мальчики не поднимали глаз.
Витя перешел с лесозавода на железную дорогу рабочим путевой ремонтной бригады. Он часто был в разъездах, отсутствовал по два-три дня, а когда возвращался, то отсыпался или молчал. Валя хорошо знал характер старшего брата: из него слова не выжмешь.
Несколько раз Валя заводил разговор с жильцами, недавно поселившимися у них. Мальчик знал с их слов, что они, летчик Василий Лукашенко и сапер Дмитрии Стратков, попали в плен, сидели в лагере и были освобождены. Валя сам видел у них свидетельства об освобождении, выданное немецкими властями. О том, что жильцы бежали из лагеря, а свидетельства об освобождении раздобыл для них Горбатюк, знала только Анна Никитична.
Лукашенко и Стратков вышли из лагеря изможденными и слабыми. В первое время они ни на минуту не покидали дома и молча сидели на крылечке. К новым жильцам Котиков часто подсаживался Тимоха Радчук, поселившийся недавно по соседству. Тимоха говорил, что тоже пришел из лагеря военнопленных. Он показал Анне Никитичне свидетельство об освобождении, рассказывал Лукашенко и Страткову об издевательствах, которым подвергали его фашисты. Анну Никитичну поразило, что Радчук, в отличие от ее жильцов, выглядел сильным и здоровым. «Наверное, в их лагере лучше жилось», — успокаивала она себя.
Однажды Радчук, Лукашенко и Стратков сидели перед домом и вели разговор.
— Податься бы к нашим или хоть в лес уйти, к партизанам, — начал Тимоха Радчук. — Как вы на это смотрите? А то совестно даже.
— Да, засиделись мы тут. Греемся на солнышке, а люди кровь проливают, — ответил Василий Лукашенко.
Стратков задумчиво ковырял землю веточкой.
— Вот то-то и оно! — подхватил Радчук. — Неужели вы тут до сих пор ни с кем не познакомились?
Радчук, чуть приоткрыв рот, выжидательно уставился на Лукашенко и Страткова. В это время во дворе показался Валя. Он подошел к жильцам и протянул советскую листовку. Трое мужчин удивленно посмотрели на Валю и жадно начали читать. Тимоха часто-часто дышал открытым ртом. Казалось, он задыхается.
— Кто тебе дал ее? — изменившимся голосом спросил Радчук.
— Нашел! — спокойно ответил Валя, складывая листовку.
— Нашел? Хм! Где!
— А на дороге! Иду, вижу бумажка лежит. Я и поднял.
Анна Никитична развешивала во дворе белье немецкого офицера. Услышав, что Тимоха расспрашивает Валю, она насторожилась, быстро подошла, вырвала из рук Вали листовку и разорвала ее в клочья.
— Не смей носить в дом!
— Никитична верно говорит, — одобрительно кивнул Тимоха. — За такие вещи, брат, того… — Он многозначительно провел указательным пальцем по горлу. — Уж я повидал…
На другой день Анну Никитичну вызвали в жандармерию. Как только она вошла в кабинет, жандармский офицер протянул ей листовку.
— Вам знакомо это?
Анна Никитична отрицательно покачала головой.
— О, незнакомо?! Ваш сын приносил другую?
Анна Никитична растерялась: «Боже мой! Донесли!»
— Почему молчите?
— Господин офицер, мой сын нашел листовку случайно. Вы же знаете… Самолеты…
— Да, да! Знаю! — прервал жандарм. — А кто есть ваши жильцы? Лукашенко и… Страткоф?
— Они из пленных… Ваши и освободили…
— Наши не освободили. Они бежали. Да, да, бежали! И вам бы следовало знать об этом! А пока убирайтесь! Если попадете к нам опять, будет плохо!