«А вдруг?..» — мелькнула догадка.
Прячась за деревьями, Валя выбрался из лесу и во весь дух пустился бежать по улице Ленина. Из ворот больницы выходили несколько военных. Валя кинулся к ним:
— Там, в лесу… шпионы! Бежим, я покажу.
В лесу завязалась перестрелка. Один из «милиционеров» был убит. Трех остальных разоружили и связали. Они оказались немецкими парашютистами-десантниками, заброшенными в Шепетовку для порчи связи.
Едва Валя вошел в дом, Болеслав накинулся на него:
— Где тебя носит?
Анна Никитична и Витя вязали в узлы белье, одежду и самое необходимое из посуды. Узлы грузили на велосипед и корову.
Болеслав пошел с ними. Шли медленно, погоняя неторопливую корову. На закате, усталые и запыленные, подошли к Майдан-Вилле. Издали донесся рокот моторов, слева на дороге показалось облако пыли. Оно все росло, приближалось, нарастал и рокот.
— Немцы! — испуганно сказал Витя.
— Наперерез идут! — злобно процедил Болеслав.
Свернули на юг. Глубокой ночью пришли в село Березна. Постучали в крайнюю хату, попросились на ночлег.
С утра Анна Никитична и Болеслав ушли в сельсовет выяснять, куда идти дальше. Мальчики отправились на околицу пасти корову.
Вдруг они услышали тарахтение мотоциклов. К ним подъехали два гитлеровца в пестрых маскировочных халатах. Мотоциклисты что-то спрашивали про «руссишен зольдатен», по мальчики ничего не поняли. Витя только ответил:
— Сюда никто не шел.
Мотоциклисты посоветовались между собой и повернули обратно. Валя долго задумчиво смотрел им вслед.
— Валик!
— Чего?
— Я говорю, мотоциклисты эти — разведчики, наверное. Теперь жди, остальные прикатят.
— Пойдем-ка лучше, — безразлично махнул рукой Валя.
Анна Никитична встретила сыновей расстроенная. В сельсовете ничего определенного не могли сказать. Радио не работало. Одни говорили, что наши оставили Шепетовку, другие — что немцы обошли село Березну стороной, с востока.
— Сходить домой, — сказала Анна Никитична сыновьям, — узнать, как там. Кругом — немец. Куда нам деваться? Вот и Болеслав говорит: может, дом цел, вернемся в Шепетовку. Мы же им ничего не сделали. Как-нибудь проживем пока…
— И то лучше, чем по людям скитаться, — угрюмо пробасил Болеслав.
Наутро все отправились домой, в Шепетовку.
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
Они не узнали своей всегда опрятной улицы. Разоренная, запущенная, нежилая. Заборы и деревья поломаны, клумбы и огороды потоптаны. В окнах выбиты стекла, во дворах валяются поломанные стулья, перины, тряпье, битая посуда. Некоторые дома разбиты снарядами, другие сожжены; над пепелищами и обугленными остовами домов еще не рассеялся дым.
Уже два дня гитлеровцы хозяйничали в городе. За крайними домами, перед четырехэтажными корпусами бывшего военного городка, стоял часовой — там разместились теперь казармы гитлеровцев. Немецкие офицеры и солдаты, выгнав жителей, поселились в лучших домах. Под деревьями стояли грузовые машины, мотоциклы, были расставлены походные столы.
Валя смотрел на все это и чувствовал, как к горлу подступает ком.
Витя толкнул его локтем:
— Гляди-ка!
Валя обернулся.
На противоположной стороне улицы он увидел Наташу Горбатюк, белокурую девочку лет восьми. Она стояла у раскрытой калитки своего дома, приглаживая светлую челку.
— Наташка! А ты чего здесь? Вы разве не уехали?
— Мы уехали, а потом приехали. Мы с мамкой в село ездили, в Серединцы. А папка оставался дома один, он больной. Мы приехали к папке. А как приехали, к нам немцы пришли. Сами пьяные и кричат: «Давай яйки, давай масло!» Я испугалась как! Один, красный такой, достал пистолет, хотел папку убить. Мамка отдала наше молоко, они ушли.
— А ребят никого не видела?
— Не видела. Меня мамка не выпускает на улицу. Говорит, еще пристрелят фашисты.
Мальчики пошли дальше.
Вскоре они встретили Степу Кищука.
— Степа?! — обрадовался Валик. — Тебя уже выпустили?
— А то! Думаешь, убежал? Как стали подходить немцы, наши открыли в колонии ворота — иди куда хочешь… — невесело усмехнулся Степа. — А вы… Вернулись, значит?