Если поразмыслить, есть веские причины для общего отсутствия продолжительных размышлений о том, что рекомендует каждая "команда": обеим, по сути, в значительной степени не хватает заметных достоинств. Критики "элит" в целом точно изображают правящий класс, который все больше теряет связь с реальностью, который, при всем своем видимом различии между левыми и правыми либералами, делится на тех, кто демонстрирует культурный элитизм (с презрением к отсталому рецидивизму жителей пролетных районов) или финансовый элитизм (с презрением к тем, кто не смог подтянуться на своих ногах). Тем не менее, среди тех, кто осуждает "элиту", заметна тишина о похвальных качествах "народа". Иногда подразумевается, что "нормальные" реже лицемерят; что они могут быть источником определенных домашних добродетелей, таких как преданность дому, месту, семье и нации; и что они, как правило, нарушают свои обязательства из-за разврата "элит". Однако, по правде говоря, "народ", как правило, не является образцом добродетели. Многочисленные статистические данные показывают, что они гораздо реже проявляют определенные добродетели, связанные с браком, семьей, работой и преступностью, чем "элита", которую они часто презирают. Люди из рабочего класса гораздо чаще, чем "элита", демонстрируют различные показатели социальной патологии, такие как разводы и внебрачные связи. Они стали подвержены патологии различных зависимостей, начиная от марихуаны и опиоидов и заканчивая видеозависимостью и порнографией. Эти социальные показатели, несомненно, отражают напряженное экономическое положение и снижение мобильности вверх. Люди из этих классов пережили первое снижение средней продолжительности жизни среди всех американских поколений, что стало следствием выбора, который теперь все чаще называют "смертью от отчаяния".
Вместо того, чтобы попытаться исправить эти пагубные тенденции с помощью преимуществ, которые могли бы быть более доступны людям в более укорененных обстоятельствах, в частности, перспектив сильного гражданского общества, по всем показателям, люди из рабочего класса отказались от своей традиционной близости к ассоциативной жизни. Сегодня они гораздо реже становятся членами религиозных или общественных организаций. Чувство смысла и поддержки, которое такие институты могли когда-то предложить даже людям с ограниченными экономическими перспективами, в значительной степени вытеснено привлекательностью потребления, будь то в форме фасованных или социальных медиа, дешевых импортных продуктов или изменяющих сознание и снимающих боль контролируемых веществ.
Их политика отражает их состояние отчаяния и недовольства. Их привлекает поддержка демагогических политических лидеров, замешанных в коррупции и отличающихся моральной распущенностью, чья главная привлекательность заключается в их грубости, готовности говорить и делать что угодно, если это взбудоражит или "троллит" элиту. В основном, нападки на элиту обусловлены виной за это плачевное состояние и негодованием по поводу растущей экономической и социальной монополизации благосостояния и даже атрибутов добродетельного поведения.
Между тем, те, кто критикует недостатки "народа", в большинстве своем утверждают, что являются убежденными эгалитаристами, философски настроенными против утверждений о моральном превосходстве "элиты" как таковой. Вместо того, чтобы защищать "элиту" как элиту, критики популизма склонны одобрять то, что французский географ Кристоф Гийу называет "фальшивым эгалитаризмом" в своих модернизированных версиях "средневековых цитаделей", обычно поздравляя себя с эгалитарными обязательствами и осуждая фанатизм рабочего класса. Для тех, кто занимает статус элиты и населяет правящие институты, практически немыслимо открыто заявлять о превосходстве этого статуса. Ближайшим приближением является неявное восхваление тех, кто преуспел, и, более явно, критика "популистов", чье недовольство порождено их неудачами, как, например, утверждения, отраженные в критике таких людей, как Кевин Уильямсон или Джеймс Стимсон. Подобные аргументы утверждают, что те, кто поддерживает "популистских" кандидатов и политику, сами решили стать неудачниками в современной экономике. Они не заслуживают жалости, потому что вина полностью лежит на них самих.
Эти позиции близки к тому, чтобы ссылаться, не обязательно явно, на заслуженное моральное превосходство "элиты", обозначая разделение между теми, кто успешно справился с требованиями жесткой и конкурентной, но вознаграждающей меритократической среды, и теми, кто решил потерпеть неудачу (или, не участвуя в конкуренции, даже не попытался добиться успеха). Поскольку меритократическая система теоретически открыта для любого человека, обладающего способностями, самодисциплиной и трудовой этикой, в ней широко распространена, хотя часто и не выражена, форма самодовольства среди тех, кто успешно справился с ее требованиями, и, соответственно, тонкая, хотя и редко формулируемая позиция осуждения тех, кто потерпел неудачу. На каждого Уильямсона или Стимсона, готового открыто высказать подобные суждения, вероятно, найдется бесчисленное множество других, которые усвоили такие взгляды, а также имеют соответствующий хороший вкус, чтобы не произносить их вслух. Но из-за декларируемого эгалитаризма современных либеральных демократий, хотя такие взгляды могут быть широко распространены - и кто может сказать об этом наверняка - они не часто признаются вслух.