У аристократических народов семьи остаются в одном и том же состоянии веками, а часто и в одном и том же месте. Это делает все поколения, так сказать, современниками. Человек почти всегда знает своих предков и уважает их; он считает, что уже воспринимает своих правнуков и любит их. Он охотно исполняет свой долг перед теми и другими и часто приходит к тому, чтобы пожертвовать своими личными удовольствиями ради существ, которых уже нет или которые еще не существуют.
Токвиль не только высоко оценивал аристократический дух за то, что он способствовал более длительному ощущению времени и связи поколений, но и за узы обязательств, которые развивались между высшими и низшими элементами общества: "Каждый из них всегда видит выше себя человека, чья защита ему необходима, а ниже - другого, к кому он может обратиться за сотрудничеством". Элита в эпоху либеральной демократии, по его мнению, будет заботиться о бедных и обездоленных как о всеобщем классе, но систематически будет избегать особых обязательств перед этими менее полезными людьми: «Когда обязанности каждого человека по отношению к роду становятся гораздо более ясными, преданность одному человеку становится более редкой: узы человеческих привязанностей расширяются и ослабевают».
Эпоха промышленных олигархов часто была ужасной для рабочего класса, но, в отличие от современных механизмов, в конце концов, породила эпоху сильного рабочего членства и массовых политических партий, которые повлияли на олигархов (в конечном итоге), чтобы разделить богатство и обеспечить определенную степень социальной стабильности. Правящий класс подчинялся территориальному политическому управлению, и процветание его промышленности в целом соответствовало здоровью его городов, регионов, и нации. Промышленные олигархи были склонны отождествлять себя с национальными идеалами - часто, несомненно, с щедрой долей лицемерия, - но интуитивно понимали смысл цитаты "Что хорошо для нашей страны, то хорошо для General Motors", и, как продолжал генеральный директор GM Чарльз Э. Уилсон, «и наоборот». Многие из них стали известными филантропами, оставившими заметное наследие, например, библиотеки Карнеги, которые до сих пор украшают американские города и поселки. Возможно, мотивированные в равной степени альтруизмом и самозащитой, даже неохотные вклады в общественное благо сегодня воспринимаются с ностальгией. Период процветания после Второй мировой войны Майкл Линд назвал "демократическим корпоративизмом". Линд выделяет описание этих лет, данное историком Робертом Гриффитом: "Общим для всех этих действий была попытка создать новую корпоративную экономику, которая избежала бы как разрушительного беспорядка нерегулируемого капитализма, так и угрозы автономии бизнеса со стороны социализма". Гриффит изображает особенно нацию после Второй мировой войны под руководством Эйзенхауэра как «корпоративное содружество».
Большинство представителей правящего класса на самом деле были не баронами-разбойниками, а лидерами небольших американских общин, чьи имена практически неизвестны большинству из нас, за исключением тех, кто, возможно, вырос в одном из этих городов или поселков. Многие из них увековечены в названиях улиц, театров, школ и городских площадей в общественных местах по всей Америке. Некоторые стали знаменитыми не по самым оправданным причинам гражданской благотворительности, которые привлекли внимание всей страны, а по воле случая, как, например, Арчибальд "Лунный свет" Грэм, врач из маленького городка и, на короткое время, профессиональный бейсболист, который прославился благодаря фильму "Поле мечты". Хотя сегодня он известен тем, что никогда не выходил на поле (разве что в вымышленной Айове), в Чишолме, штат Миннесота, он был наиболее известен за спокойное руководство и филантропию, которые так часто были отличительной чертой врачей из маленьких городков и других представителей профессионального класса на протяжении большей части истории страны.
Обвинения в несправедливости, совершенной предыдущей элитой, не только справедливо призваны привлечь внимание к злоупотреблениям, совершаемым в предыдущие эпохи в отношении обездоленных людей - особенно сегодня, когда акцент делается на расизме, - но и, незаметно, поставить под сомнение то, что может быть достойно восхищения и пересмотра для элиты, сформированной по-другому. Поскольку современный управленческий класс достигает своего статуса именно благодаря отрыву от места, связи поколений и отношения с культурно воспитанным низшим и рабочим классом, он должен отвергать эти условия как непременные источники всех прежних несправедливостей и неравенства, громко заявляя при этом о своей приверженности равенству. Она должна скрывать, что эти разделения, на самом деле, являются глубочайшими источниками сегодняшнего растущего разрыва в богатстве и возможностях и, в конечном итоге, оказались разрушительными для перспектив социальной стабильности и достойной жизни среди низшего и рабочего классов.