Мы жили затворницами. Каждое утро мама повторяла, как заповедь, одно и то же: «Умоляю, Галенька, оставайся дома. Не ходи в читальню, а то скажут, ты с дурной целью выискиваешь что-то в газетах», «Не сворачивай на мост через Иртыш, а то еще подумают, что у тебя диверсионные замыслы»… «Как бы нам скорее избавиться от фотоаппарата, а то ведь еще заподозрят, что он у тебя от какого-то шпиона».
Все это говорилось вполне серьезно. Я выходила за калитку только три раза в месяц «на отметку». Обычно мама или Зоря сопровождали меня. Было известно, что с отметки часто уводят в тюрьму.
Однажды у здания областного управления НКВД ко мне подошел человек лет под сорок, с блекло-серыми, редко мигающими глазами, беззубый и лысый. Он назвался Владимиром Петровичем Лавровским и добавил, что находится здесь недавно и что он ссыльный. Затем он рассказал, что окончил Институт красной профессуры, а теперь после долгой безработицы служит дворником при местном театре и надеется получить место юрисконсульта в геологотресте. Мы долго избегали посторонних, и встреча с земляком, хорошо знавшим многих наших друзей, взволновала меня и маму. Лавровский зачастил к нам. Однажды он таинственно отозвал меня в сторону и шепотом предложил помочь перебраться за границу. Я сначала высмеяла его. Но, когда он продолжал уговаривать, сказала ему не без пафоса:
— Я много раз ездила за границу, но никогда не могла жить подолгу вдали от Родины. Тоска по ней терзала меня. Это ведь самое большое наказание — быть изгнанным из своего Отечества. Вспомните трагедию Кориолана, а вы предлагаете мне добровольно обречь себя на гражданскую казнь.
— Но за границей вам помогут Шоу, Роллан и другие. Вы сможете оттуда легче оправдаться и восстановить здесь свои права, — настаивал он.
Я резко оборвала его:
— Никогда не смейте предлагать мне подобное предательство. Что бы ни ожидало, я должна оставаться на Родине. Она моя, и я принадлежу только ей.
— Одумайтесь, у меня друзья летчики, — не унимался Лавровский. — Они перебросят вас на китайскую границу. Это в 400 километрах отсюда. Соглашайтесь, и жизнь начнется сызнова. Я полечу вместе в вами.
Выслушав мой категорический отказ с заметным разочарованием, Лавровский тщетно пытался уговорить маму.
Обе мы были все еще так наивны, что не распознали в Лавровском провокатора и лишь впоследствии узнали, что он имел задание подвести меня под расстрел. Лавровский сумел, однако, нас долго обманывать. После моего ареста он выманивал у мамы тысячу рублей и носильные вещи, которые обещал сберечь на случай конфискации. Позднее, оказавшись в тюрьме, я нашла там немало его жертв.
Беды налетают стаями. Осенью того же 1937 года мама упала с русской печи и тяжело заболела. Ланочка слегла в тяжелейшей дизентерии. Спасая ее жизнь, я заразилась и свалилась тоже.
В городе, где было много ссыльных, еженощно шли аресты. Тюрьмы были переполнены. На «отметке» бывало все меньше людей. Приближались и мои сроки. Я подслушала, как мама, скрывавшая от меня свою тревогу, сквозь слезы сказала Зоре:
— Надо беречь нашу Галеньку, делать все для нее, ведь скоро мы ее потеряем.
И все-таки надежда нас не покидала, и мы, четыре женщины в возрасте от 60 до 3 лет, радовались жизни, ждали чуда. Не зная, чем занять себя, кроме хозяйства и обязанностей матери, я попыталась без особой, впрочем, удачи мастерить игрушки на елку к предстоящему Новому году. Это был самообман, без которого нельзя, очевидно, вынести чрезвычайные несчастья. Я упорно отгоняла мысль, что вряд ли доживу до конца декабря.
Привезенные нами из Москвы книги, бумаги, записки, письма были уже однажды тщательно проверены после ареста моего мужа и лишь затем возвращены мне. Но в глубине Казахстана, где безнаказанно свирепствовали подчас бесчестные работники НКВД, я знала: у меня при аресте вновь заберут, бессмысленно уничтожат или присвоят дорогие мне реликвии. Не деньги и ценности были нам нужны. Мама, я и Зоря решили закопать в землю фотографии, письма, книги и рукопись начатой мной повести «Одна из вас». Продолжать писать книгу я боялась, чтобы не вызвать подозрений. И снова мы стали жертвами глупости и Доверия, поведав кое-что об этом Лавровскому.