О неподготовленности бельгийцев к вторжению, которого следовало ожидать, по крайней мере, со времени аварийного приземления немецкого связного самолета у Мехелена в январе, свидетельствует уже тот факт, что они не убрали заграждения на дорогах, ведущих из Франции в Бельгию, на демонтаж которых требовался всего лишь один час. Не имелось в наличии и железнодорожных составов для переброски французских войск и техники к рубежу на реке Диль, на что бельгийский король Леопольд III пожаловался генерал-майору Бернарду Монтгомери, когда британские войска проходили через Брюссель[86]. «Сверху донизу всех бельгийцев охватила паника, — писал 13 мая генерал-лейтенант Генри Паунолл, начальник штаба у Горта. — Ну и союзнички!» Отвратительная связь, взаимная подозрительность, а затем и взаимные обвинения были характерны для отношений между союзниками в ходе этой трагической военной кампании. Катастрофическое положение усугублялось нелепой децентрализацией союзного командования. Штаб Гамелена располагался в Венсене, чуть ли не в пригороде Парижа, поскольку главнокомандующий уверовал в то, что он должен находиться поближе к правительству, а не к войскам. Его полевой командующий Альфонс Жорж, так и не оправившийся после ранения во время убийства югославского короля Александра в Марселе шесть лет назад, обосновался в Ла-Ферте, в тридцати пяти милях к востоку от Парижа, но предпочитал чаще время проводить в своей резиденции в двенадцати милях от столицы. Французский генштаб тем не менее располагался в Монтре, между Ла-Ферте и Венсеном, а штаб ВВС находился в Куломье, в десяти милях от Ла-Ферте. Даже в стране дворцов и замков поведение генералитета выглядело вызывающе неэтичным.
4
Прорыв, осуществленный в Арденнах 12-й армией генерала Вильгельма Листа, входившей в группу армий «А», можно считать шедевром штабного искусства ОКВ. Танковая группа генерала Пауля фон Клейста, состоявшая из XIX танкового корпуса Хайнца Гудериана и XLI танкового корпуса Георга Ганса Рейнгардта, прибыла в Седан и Монтерме на реке Мёз 13 мая точно в назначенное время и отведенный сектор для развертывания наступления на 9-ю армию генерала Андре Корапа. После ожесточенных боев на реке Мёз, особенно у Седана, гораздо более сконцентрированная немецкая танковая группа при поддержке люфтваффе прорвала французскую оборону. Клейст отдал приказ форсировать реку Мёз 13 мая, не дожидаясь артиллерии: внезапность и быстрота атаки всегда играла ключевую роль в блицкриге. «Каждый раз быстрое передвижение и высокая маневренность наших танков приводили в замешательство противника», — с гордостью вспоминал впоследствии один из танковых командующих[87]. А полковник барон Хассо-Эккард фон Мантойффель просто восторгался: «У французов было больше танков, более совершенных и более тяжелых… Но генерал фон Клейст говорил нам: "Не гладьте их по головке, бейте скопом. Не распыляйтесь!"»[88]. Битва при Седане имела для французов и стратегическое, и морально-историческое значение. Именно здесь в 1870 году фон Мольтке разбил Наполеона III в решающем сражении Франко-прусской войны. Когда генерал Жорж узнал о поражении Корапа при Седане, то залился слезами. «Увы, будут и другие, — писал Бофр, еще один представитель по обыкновению плаксивого французского главного командования. — Это меня убивает»[89].
К 15 мая Гудериан был уже в Монкорне, 18-го — в Сен-Кантене, а его 2-я танковая дивизия пришла в Абвиль 20-го. «Fahrkarte bis zur Endstation!» — «Билет до конечной станции!» — сказал Гудериан своим танкистам, призывая их идти как можно дальше[90]. Гудериана даже временно отстранили от командования за то, что он продвигается слишком быстро. Вышестоящие военные чины опасались скоординированного контрудара с севера и юга, возможность которого Гудериан полностью исключал. По описанию Лиддела Гарта, давнего поклонника Гудериана, командующий танками вынашивал «идею глубокого стратегического прорыва бронетанковыми силами, дальнего танкового броска в тыл противника для подавления жизненных артерий противостоящей армии»[91]. Гудериан хотел доказать оппонентам правоту своей довоенной концепции. В «проявлении инициативы» командующий видел возможность игнорировать неадекватные приказы и выходить за рамки прямых указаний. Это позволяло ему действовать решительнее, смелее, быстрее.
5
«Я почувствовал огромное облегчение, — писал впоследствии Черчилль о своих ощущениях, которые он испытывал, когда все-таки смог заснуть в три часа ночи в субботу 11 мая 1940 года. — Наконец мне дали полномочия управлять всеми делами. У меня появилось чувство, что мной повелевает судьба и вся моя прежняя жизнь была лишь подготовкой к этому моменту и к этим испытаниям». 13 мая Черчилль впервые выступил в палате общин в роли премьер-министра и с огорчением отметил, что Невиллу Чемберлену в парламенте оказали более теплый прием, когда они по отдельности входили в зал. «Я не могу предложить ничего, кроме крови, тяжелого труда, слез и пота», — сказал Черчилль парламенту, а потом повторил эту фразу в обращении к нации. На вопрос «Какова же наша политика?» он ответил: «Воевать против чудовищной тирании, какой еще не было в тяжелой и печальной летописи человеческой преступности». Состояние морального духа войск и наций было важным фактором во Второй мировой войне, и ораторский дар Черчилля помогал британцам сохранять достоинство и патриотические чувства. Сталин однажды цинично спросил: «Сколько дивизий у папы римского?» Голосовые связки Черчилля для британцев имели не меньшее значение, чем целый армейский корпус, когда они в девять вечера слушали его вдохновенные слова по радио, а он обращался к английской истории, вспоминал таких выдающихся людей, как Дрейк и Нельсон, убеждая: «Британия не раз подвергалась опасности, но всегда побеждала!»
«В мае на нас каждый день начали обрушиваться удар за ударом, один тяжелее другого, — писал военный историк Майкл Говард, — подобно железным ядрам, разбивающим стены дома, в котором еще живут люди»[92]. 15 мая капитулировала Голландия, хотя фронт Диль — Бреда все еще не был прорван группой армий «Б». Бомбя Роттердам, немцы разрушили значительную часть города, лишив жилья около 80 000 человек, и голландский главнокомандующий Генри Винкельман сообщил по радио из Хилверсюма о прекращении сопротивления, чтобы не подвергать такой же участи другие города страны. Во время налета погибло 980 человек, и он стал страшным символом нацистского террора. Опасаясь бомбежек, из Парижа и местностей за линиями обороны союзников бежали шесть — десять миллионов напуганных французов, запрудивших дороги и на запад, и на юг; девяносто тысяч детей потеряли своих родителей. Массовый исход населения серьезно затруднил организацию отпора наступающим немецким войскам.
18 мая премьер-министр Франции Поль Рейно переформировал правительство и вице-премьером назначил восьмидесятилетнего маршала Филиппа Петена, героя Верденского сражения 1916 года, а сам возглавил военное министерство, забрав этот пост у бывшего премьера, подписавшего Мюнхенское соглашение, Эдуарда Даладье, который стал министром иностранных дел. Через два дня Рейно заменил Гамелена семидесятитрехлетним Максимом Вейганом, никогда прежде не командовавшим войсками в сражениях и прибывшим из Сирии слишком поздно, чтобы как-то повлиять на ситуацию, складывающуюся вокруг порта Дюнкерк.
Сорокадевятилетний Шарль де Голль, самый молодой генерал французской армии, 18 мая нанес контрудар на Лаон, но немцы его оттеснили. 21 мая британская 50-я дивизия и 1-я танковая бригада попытались прорвать немецкий «серп» южнее Арраса, чтобы воссоединиться с французскими силами на юге. В случае успеха британцы могли изолировать Гудериана и Рейнгардта. Однако они ничего не добились, натолкнувшись на 7-ю танковую дивизию генерал-майора Роммеля и огонь 88-мм зенитной артиллерии. Роммель прославился в сражении при Капоретто в 1917 году, когда он, еще даже не капитан, взял в плен девять тысяч итальянцев и захватил восемьдесят одно орудие. С 1929 года он преподавал в пехотном училище в Дрездене и писал учебники по тактике, в 1938 году был начальником военной академии, а потом командовал личной охраной Гитлера. Роммель всегда полагался на жесткие наступательные действия, хорошо понимал тактику блицкрига и умел точно рассчитать время атаки.