За день до вторжения службы НКВД зафиксировали тридцать девять «нарушений воздушного пространства» германскими самолетами-разведчиками. Наконец высшее командование выпустило предупреждение о нападении, но до многих частей оно не дошло или дошло, когда уже было поздно. Напрашивается вывод: или материалист Сталин не поверил в нападение, потому что не хотел в это поверить, или шеф военной разведки генерал Филипп Голиков не пожелал докладывать жестокому и непредсказуемому деспоту информацию, которую тот не хотел слышать. Никогда еще не проявлялась с такой силой «групповая глухота самосознания». «Нас обстреливают, — сообщал командир одного подразделения ранним утром 22 июня. — Что нам делать?» Ответ наглядно иллюстрирует как неподготовленность Красной Армии к нападению, так и бюрократизм ее командования: «Вы, должно быть, спятили! И почему не закодировали запрос?»[316].
Удивительно и то, что Гитлер начал операцию «Барбаросса», воспользовавшись всеми преимуществами фактора внезапности: как-никак на Советский Союз по всей западной границе от Финляндии до Черного моря одновременно напали войска общей численностью более четырех миллионов человек (более трех миллионов немцев и почти миллион иностранных солдат и офицеров). Гитлер бросил против Красной Армии 180 дивизий, 8000 танков (двадцать бронетанковых дивизий), 7000 полевых орудий и 3200 самолетов. К этому надо добавить бесчисленное количество военного снаряжения и имущества, захваченного нетронутым во Франции, и 600 000 лошадей[317]. Красная Армия могла противопоставить 158 дивизий, 6000 самолетов и 10 000 танков. Правда, большая часть советской авиации к 1941 году устарела и лишь немногие танки имели радиосвязь.
4
Начав наступление в 3.15 в воскресенье 22 июня 1941 года, за час до рассвета, вермахт, застав противника врасплох, обеспечил себе тактическое преимущество и начал стремительно продвигаться в глубь советской территории. В первое же утро было уничтожено 1200 советских самолетов, стоявших на земле крылом к крылу. За первый день операции «Барбаросса» люфтваффе вывели из строя больше самолетов, чем за все время «Битвы за Англию». На второй день застрелился командующий русской бомбардировочной авиацией генерал-лейтенант Иван Копец[318] — неплохой финал офицерской карьеры в условиях сталинского режима. К концу первой недели войны Красная Армия потеряла 90 процентов своих новейших механизированных войск[319].
И после нападения на Советский Союз Сталин не мог примириться с этим фактом. В 3.30 Жуков позвонил Сталину и сообщил о вторжении, но в телефонной трубке раздавалось лишь тяжелое дыхание. Жуков спросил: «Вы меня поняли?» Сталин продолжал молчать. Политбюро собралось в 4.30. Лицо Сталина побелело. Он до сих пор не понимал: почему Гитлер объявил войну?[320] Первые его приказы были нелепы: атаковать немцев по всему фронту, но не нарушать территориальную неприкосновенность Германии до особых распоряжений[321]. Более рациональной и жизненно необходимой была мобилизация всех мужчин, родившихся в 1905—1918 годах, и 800 000 женщин в народное ополчение. В кратчайший срок под ружье встали пять миллионов человек, и к декабрю появилось двести новых дивизий по 11 000 солдат в каждой, считавшихся боеспособными. Из пятидесяти-шестидесятилетних граждан были сформированы ополченческие резервные дивизии, оказавшиеся впоследствии крайне полезными.
Не имея обмундирования, практически без оружия и техники, добровольцы и ополченцы рыли окопы и траншеи, противотанковые рвы, сооружали доты и пулеметные гнезда, работая по двенадцать часов и, как правило, под бомбами. Дивизии ополченцев обычно были плохо вооружены — например, на семь тысяч солдат и офицеров 18-й Ленинградской ополченческой дивизии[322] приходилось триста винтовок, сто револьверов и двадцать один пулемет, не считая гранат и «коктейлей Молотова» (иными словами, лишь шесть процентов личного состава имели хоть какое-то оружие)[323].
Через неделю после нападения немцев, глубокой ночью в воскресенье, 29 июня, Сталина поразило нечто похожее на психическое расстройство, если он, конечно, не испытывал членов Политбюро на верность подобно своему кумиру Ивану Грозному, который однажды уехал в Александровскую слободу, чтобы проверить лояльность бояр. «Прострация» Сталина, по выражению Молотова, во время которой он не мог ни раздеться, ни уснуть, а блуждал вокруг дачи в Кунцеве под Москвой, длилась недолго, что всех порадовало, поскольку государственный аппарат охватил паралич: все боялись сделать что-нибудь не так и без его ведома[324]. Когда наконец на дачу приехала делегация Политбюро, ему показалось, что его арестуют. Однако Сталину предложили возглавить Государственный комитет обороны (ставку)[325], который должен был взять на себя функции и партии, и правительства. 1 июля Сталин дал согласие, а через два дня впервые выступил по радио с обращением к народу, заявив: «Наши силы неисчислимы. Зазнавшийся враг должен будет скоро убедиться в этом… Вперед, за нашу победу!»[326]. 10 июля он стал Верховным главнокомандующим. К этому времени немцы за восемнадцать дней преодолели четыреста миль, и Советский Союз потерял 4800 танков, 9480 орудий и 1777 самолетов[327].
На севере к 26 июня немцы создали плацдармы на Двине, а 14 июля перешли Лугу. Группа армий «Центр» 29 июня взяла в огромные клещи Минск, захватив под Белостоком и Городищем 290 000 красноармейцев, 2500 танков и 1400 полевых орудий. Разрушая с воздуха линии коммуникаций и снабжения продовольствием и боеприпасами, окружая с тыла большие контингенты немоторизованной пехоты, немцы вызывали панику среди русского офицерства, приводившую к самоубийствам, самострелам и сдаче в плен[328].
Вследствие сообщений о немецких парашютистах — и достоверных, и мнимых — участились случаи самостийной расправы со своими же военнослужащими. Генерал Дмитрий Павлов, командующий Западным фронтом, безуспешно пытавшийся связаться с 10-й армией, сбросил на парашютах двух адъютантов, и их расстреляли как шпионов, потому что они не знали пароля, который был изменен накануне[329]. Сам Павлов не намного их пережил. Сталин вскоре отдал его под военный трибунал, и его тоже расстреляли за поражения на фронте.
К концу августа Россия, подобно Польше и Франции, была практически повержена. Больше половины европейской территории и почти половина населения, промышленного и сельскохозяйственного производства оказались во вражеских руках. К счастью, никто не сообщил русскому солдату о том, что Россия почти проиграла войну, и он так и не узнал правду, которая была известна генеральным штабам Британии, Америки, Японии, Германии и некоторым генералам в русской ставке. В конце июля после ожесточенного сопротивления пал Смоленск, отдав немцам 100 000 пленных, 2000 танков и 1900 орудий. Теперь между немцами и Москвой не было значительных городских преград, и с 21 июля немецкая авиация начала бомбить советскую столицу. Панику, охватившую город, подавлял шеф безопасности Лаврентий Берия, сооружая заграждения на выездах из Москвы и расстреливая тех, кто пытался бежать (хотя забальзамированное тело Ленина и звезды с кремлевских башен были тайно вывезены для сохранности в Сибирь)[330].
318
Копец Иван Иванович — летчик-истребитель, генерал-майор, командующий военно-воздушными силами Западного особого военного округа.
325
Ставка Главного командования (с 8 августа ставка Верховного главнокомандования) была создана во главе со Сталиным 23 июня 1941 г.