– А мне плевать, на вашего «буревестника революции» и на вас тоже, гражданин начальник. Если хотите, можете расстрелять меня прямо сейчас. Я ведь не мальчик и хорошо знаю, что меня ожидает, если я вам и расскажу, что вы хотите. Рассчитывать на пощаду мне не стоит, ведь и я вас тогда на дороге бы, не пощадил.
– Конвой! Выведите арестованного и расстреляйте, – громко произнес Костин, обращаясь к конвоиру. – Чего стоите или вы не слышите моей команды?
К Коновалову подошел конвоир и толкнул его в плечо.
– А ну! Встать! – дрожащим от волнения голосом, произнес боец. – Что не понял? Пошел! Вперед!
Конвоир схватил его за ворот гимнастерки и потянул за собой. Лицо Коновалова побелело. Он явно не ожидал подобного исхода «разговора».
– Пошел! – закричал ему конвоир и ткнул в спину стволом автомата.
Александр сидел за столом и внимательно наблюдал за поведением арестованного. Он сразу заметил, как у того одеревенели от страха ноги, как трудно дается ему каждый шаг к выходу. Он оглянулся около двери, в надежде услышать отмену приказа, но сидящий за столом офицер уже не смотрел в его сторону.
– Погоди, – прохрипел мужчина. – Погоди…
Он явно надеялся, что его слова услышит сотрудник СМЕРШ. Однако лицо Костина было непроницаемо.
– В чем дело? – строго произнес он, заметив небольшую заминку у двери. – Вам, что не понятен мой приказ, боец? Я сказал – расстрелять, значит, к стенке его!
Это было обращение к молодому бойцу, который нерешительно топтался на месте. Костин встал из-за стола и, расстегнув кобуру, достал из нее «ТТ».
– Отойди в сторону! – приказал он конвоиру. – Я сам сейчас этого гада!
Александр схватил Коновалова за шиворот, он потащил его во двор комендатуры.
– Не убивай! – завопил тот испугано. – Я все расскажу!
– Мне не нужны твои сказки венского леса. Хватит, я наслушался их от твоих товарищей! Знаешь, как они здесь рассказывали наперегонки о ваших делах. Так что, если я тебя сейчас «кончу», я ничего не потеряю.
Костин блефовал. Коновалов явно не знал, что двоих его товарищей Костин застрелил еще в лесу. Ноги арестованного подкосились, и он снова потерял сознание в этот раз уже от страха. Александр отпустил его на пол и посмотрел на бойца.
– Тащи воду! – приказал он ему.
Прошла минута, и в коридоре появился конвоир с ведром воды. Костин выхватил у него из рук ведро и вылил его на Коновалова. Тот несколько раз фыркнул и открыл глаза.
– Будешь говорить? – спросил его офицер.
Тот, молча, кивнул головой и стал подниматься с пола.
***
После того, как арестованного Коновалова конвой отвел в камеру, Костин взял в руки протокол допроса и начал его перечитывать.
«Я родился в 1910 году в городе Пенза в семье священника. В 1937 году отец был арестован. Об аресте отца узнал из письма матери, так как находился в заключении. Я был осужден за кражу из магазина. Отбывал срок в Ухте. Был освобожден по отбытию срока в мае 1941 года. В июле того же года был призван в действующую армию. В августе наша часть попала в окружение, я еще несколько моих товарищей, решили дезертировать из армии. Ночью мы покинули подразделение, и ушли в лес в надежде дождаться немцев. На другой день, нас обнаружили немецкие мотоциклисты. Сопротивляться мы не стали и, бросив оружие, сдались. Месяц провел в лагере для военнопленных под Полтавой. Именно там, я дал согласие на сотрудничество с немцами, принял присягу, а затем был зачислен курсантом в полтавскую разведшколу. Там в школе прошел курсы радиста и подрывника. В декабре 1941 года в составе диверсионной группы был переброшен в район Истры. В задачу нашей группы входило уничтожение командного состава Красной армии. Нам удалось уничтожить штаб стрелковой дивизии и захватить его начальника и штабные документы. В ночь на 31 декабря 1941 года, наша группа успешно перешла линию фронта.
Три недели назад нашей группе было приказано остаться в данном районе и поступить в распоряжение некого Скворцова. Кто он, я не знаю. Связь с ним поддерживал мужчина, псевдоним которого – Художник. Настоящую фамилию я его не знаю. Он у нас был за старшего, носит форму советского офицера. Особая примета: татуировка на правой кисти руки – восходящее из моря солнце.
Закончив читать, Костин отложил протокол допроса в сторону. Ему еще не верилось, что он вышел на немецкую разведывательную сеть. Он хорошо понимал, что сейчас торопиться нельзя, но Центр требовал результат и как можно скорее.
«Если я сейчас позвоню полковнику Носову, то тот обязательно начнет меня торопить с реализацией, то есть к задержанию Художника. Никто не знает, как поведет себя этот человек, удастся ли взять его живым или нет? Однако, и тянуть с этим вопросом тоже нельзя, время поджимает».