Чехи высыпали на дороги.
— Наздар! На-зда-а-ар! — взлетало до облаков.
Корпус генерал-лейтенанта Беккера сильно мешал нашему быстрому продвижению вперед. Двумя, а иногда и тремя потоками двигались автомашины. Все на Прагу. Немцы, вооруженные с ног до головы, хмуро смотрели на нас, но не решались нападать.
— Куда? — спрашивали мы их.
Ответ был один и тот же.
— К американцам.
Смершевцы злились и ругались, но должны были смириться. Немцев было больше, чем нас, и всякая попытка приостановить немецкие колонны кончилась бы безуспешно.
Порою из соседних лесов доносились выстрелы.
Вооруженные немцы выходили из лесов, стреляли в воздух, ругались, показывали нам кулаки, потом присоединившись к своим колоннам, тоже уезжали к американцам.
Пыль, расстилавшаяся на километры по обеим сторонам дороги, выедала глаза. К двенадцати часам дня вся шинель моя, фуражка и лицо были покрыты толстым слоем пыли.
В селах, местечках и городах продвижение было еще труднее.
— Наздар! На-а-азда-а-ар!
Радостному возбуждению чехов не было предела. Они нас встречали как освободителей, спасителей, долгожданных гостей.
Нет! Мы не несли им свободу. Мы несли с собой смерть, одну только смерть! Ведь мы — смершевцы! Какое нам дело до этих ликующих, улыбающихся девушек и юношей в праздничных одеждах? Нам нужно как можно скорее, добраться до Праги, арестовать там тысячи людей и потом допрашивать, мучить и, наконец, убить их. Убить!
Смерть шпионам! Смерть сотрудникам немцев! Но смерть и всем, кто, хотя и не сотрудничал с немцами, но не согласен с коммунизмом. Смерть им всем!
— Ты знаком с Волошиным? — обратился ко мне капитан Шибайлов.
— Нет.
— Познакомишься.
Я стараюсь отогнать так сильно волнующие меня мысли.
С Волошиным я не знаком, но знаю его в лицо. Знаю, что в 1939 году он был 18 часов президентом Закарпатской Украины.
Мое расстроенное воображение рисует одну за другой картины из времен украинского господства в 1939 году: Закарпатская Сичь в Бевковой школе. Хустский сейм. «Новая Сцена». Ревай, братья Бращайки, Клочурак, Клемпуш. Беженцы из Галиции. Потом бой за Хуст, Червона Скала и Красне Поле. Затем приход венгров, — аресты, расстрелы.
И еще не кончилась трагедия. Сегодня ночью или завтра днем мы арестуем Волошина и многих других украинских сепаратистов.
Майор Надворный — и НТСНП.
Я вспоминаю своих друзей… Да. При мне письмо. Его нужно передать во что бы то ни стало.
Если бы знал майор Надворный, как запутана жизнь. У него в сумке материалы против НТСНП, у меня же — письмо, разоблачающее все намерения майора. Кто из нас будет более быстрым и ловким, я или майор?
Мой ум бешено работает, как предупредить друзей об ожидающей их опасности. Ум майора, наверное, строит сотни планов, кого и как арестовать.
Между мной и смертью — один шаг. Пусть! Игра мне нравится. Разве не интересно? Сумка майора Надворного касается моей сумки.
— Товарищ майор, вы бы закрыли лицо платком.
— Верно. Эта проклятая пыль заполнила весь мир. Черт ее возьми! Мне кажется, у меня в желудке ее, по крайней мере, фунт.
Майор последовал моему примеру, завязал глаза платком.
В Чаславе чехи устроили нам организованную встречу. На площади оркестр играл чешские песни. Тысячи людей кричали «наздар». Девушки в пестрых национальных костюмах махали платками.
Наша колонна нигде не останавливалась. В Праге нас ожидала «крупная работа». Дорог был каждый час, каждая минута.
За Чаславом мы то и дело встречали препятствия. Колонны немцев, где-то и кем-то остановленные, двигались нам навстречу.
Шум, крик, гул моторов, ругань, выстрелы, пыль, пыль во всем мире.
Вперед! Вперед!
— Наздар! На-а-а-зда-а-а-ар!
— Мать вашу так… с вашим наздаром!
— Уходите в сторону, не то раздавим!
— Was ist los?
— Съезжай с дороги! Валяй по ржи!
— Назда-а-ар!
— Verfluchte Kommunisten!
— Стой! Держи правее! Там мины!
— Смотрите! Власовцы!
— Сволочи!
— Изменники!
— Расстрелять их надо, а они возятся с ними!
— Эй, стой!
Наш студебеккер остановился. Майор Надворный сошел.
— Слушай, фрицы! Вылезай из автомашины.
Из легковой автомашины марки BMW вылезли немецкие офицеры.
— Ты, шофер, оставайся!
— Молодец майор!
Через полчаса у каждого из нас была легковая автомашина. Я ехал с капитаном Шапиро в «Татре». Полковник Козакевич бросил «виллис» и отобрал у немцев «Опель-адмирал».