— Товарищи! Держитесь вместе!
Каждая минута приносила новые препятствия и новые трудности. Только в 8 часов вечера мы въехали в Прагу.
Трупы, баррикады, отсутствие света, торопливые пешеходы, солдаты, офицеры, «наздар».
— На-а-азда-а-ар!
В отеле «Алкрон» кипела жизнь. Не удивительно — штаб повстанцев.
Я с майором Поповым и майором Гречиным зашел в «Алкрон». Остальные смершевцы ждали на улице. Ковры, люстры, лакеи во фраках, американские солдаты, чешские генералы…
— Где штаб?
Портье проводил нас.
— Нам нужны квартиры для ста офицеров.
— Для какой части? — спросил чешский штабс-капитан.
— Это не ваше дело.
Чех нахмурил брови, но приказал барышне-секретарше выписать нам ордер на квартиры в отеле «Централь». Барышня украдкой смотрела на нас и покачивала головой. Еще бы! Мы были похожи на кого угодно, только не на людей. На лицах пыль, смешанная с потом. В волосах пыль, везде пыль, грязь.
— Смотри, какие надменные хари у янки!
— Капиталисты…
Через десять минут мы были в отеле «Централь» возле «Прашной браны».
Лысый метрдотель начал было записывать наши фамилии, но майор Попов прикрикнул на него, и старик решил предоставить нам полную свободу действий.
— Это кто такой? — спросил я капитана Шибайлова.
— Это барон Бергштейн.
— Глупости. Мне знакомо его лицо.
Капитан улыбнулся.
— Вполне возможно. Это Ворон, украинский сепаратист. Он приехал с нами как опознаватель.
Вот она, настоящая измена.
Припоминаю, Ворон играл значительную роль во время республики Волошина. Теперь же он барон Бергштейн. Он вместе со смершевцами будет ловить «братiв»-украинцев. Он будет смотреть в глаза Волошину и говорить: «Вы, Волошин, президент Закарпатской Украины. Я вас знаю. А вы…»
На этот раз «уновцы» сильно подкачали.
Осмотрев свою комнату, я спустился вниз.
В столовой было пусто. Кельнер подошел ко мне. Сплошное внимание и преданность.
— Слушай сюда, пан… Глупости… — Я заговорил дальше по-чешски. Кельнер удивился.
— Вы чех?
— Нет, я русский. У меня к вам просьба.
— Слушаю.
— Вот вам этот конверт, — я говорил с расстановкой, стараясь вложить в свои слова как можно больше твердости, — по этому адресу разыщите этого господина…
Кельнер внимательно слушал.
— Передайте ему это письмо. Но только ему лично в руки. Если его не будет дома, расспросите у соседей, где он. Никому ни слова, ни о письме, ни о поручении… Если вы хоть одним словом обмолвитесь, я расстреляю вас. Если же его не будет дома, возвращайтесь немедленно ко мне. Я буду ждать. Еще одно. Если бы на квартире оказались военные, не попадайтесь им в руки. Вот вам… Буду ждать. Помните, в случае чего — расстреляю.
Кельнер принял конверт и деньги. Немного побледнел, но обещал все в точности исполнить.
Час напряженного ожидания… Уже мог бы возвратиться. Это не так далеко отсюда. Что если квартира занята чекистами и кельнер арестован?
Еще десять минут. Кельнера нет… Еще пять минут…
Что за чертовщина? Я не могу никуда идти. Это может быть подозрительно. В дверь постучали.
— Да.
Это был кельнер.
— Господин убежал четыре дня назад к американцам.
— Кто сказал?
— Соседи.
— Ладно! Можете идти! Никому ни слова, не то — пуля в лоб…
Кельнер ушел.
Отель оказался благоустроенным. Ванная комната, теплая вода. Великолепно.
Я выкупался и лег спать. Усталость взяла свое, и я быстро уснул.
В 6 часов утра часовые разбудили меня.
— Торопитесь. Майор Попов уже оделся.
— Ладно.
Во время завтрака кельнер рассказывал нам самым добродушным образом:
— Прагу, фактически, спасли власовцы. Если бы не они, эсесовцы уничтожили бы все…
Смершевцы слушали внимательно. Майор Гречин попросил меня перевести слова кельнера.
— Смотри, как оно удачно выходит. Власов — спаситель Праги. Нет, брат, шутишь… Передайте ему, что это неправда. Прагу спасли танкисты Рыбалко.
Я перевел кельнеру слова майора.
— Пусть будет так, — согласился благоразумный кельнер.
Мне и раньше нравились пражские кельнеры. Правда, они большие плуты, но деловитости в них было всегда с излишком.
— Поехали.
Майор Попов взял с собой четырех бойцов, и студебеккер тронулся.
Моджаны. Там украинская гимназия, центр украинских сепаратистов.
Аресты…
В 12 часов дня мы возвратились. Наша опергруппа переехала в Стжешовице, на Делостжелецкую улицу. Узнаю тебя, чекистская застава. На улице шлагбаум. Пропускают только своих.