— К черту всех панов советских офицеров! — прокричала она и повалилась на пол.
— Гадость! — не выдержала Янина. — Проводи меня домой, пан.
— Почему? Хозяин обидится…
— Прошу тебя!
— Если так настаиваешь — пожалуйста. Далеко живешь?
— Да.
Я помог Янине одеться и мы, распрощавшись с гостями, вышли на улицу. Янина взяла меня под руку и мы пошли по грязным тротуарам, часто сворачивая то вправо, то влево.
— Ты не русский, — обратилась ко мне Янина неожиданно.
— Глупости, я русский.
— Где служишь?
— Это военная тайна, — сказал я, рассмеявшись.
— Впрочем, не говори, я и так знаю.
Янина произнесла эти слова с такой уверенностью, что я невольно заинтересовался.
— Ты служила у немцев, Янина.
— Служила, на кухне в одном госпитале.
— Врешь!
— Почему ты думаешь, что вру?
— Ты служила в военных частях. Помнишь, у лейтенанта ты рассказывала мне, как в тебя был влюблен один эсесовский офицер?
— Помню. Он лежал у нас в госпитале.
— Врешь. Ты говорила, что он бывал у вас на квартире.
— Это потом, когда выздоровел.
Янина умело выворачивалась и мне никак не удавалось смутить ее. Почему-то я был уверен, что эта хитрая гимназистка пристала ко мне не только по одним любовным соображениям.
— Ладно! Не будем спорить. Ты мне скажи, в какой части я служу.
— В контрразведке, — последовал уверенный ответ.
— Почему ты так думаешь?
— Ваша контрразведка плохо маскирует себя. Все офицеры опрятно одеты, культурны и умны. Это их сильно отличает от армейских офицеров. Взять хотя бы к примеру, вас четырех. Все вы владеете иностранными языками, умеете обращаться с женщинами…
— Слушай, Янина! Если б я был офицером контрразведки, я арестовал бы тебя.
— За что?
— За то, что знаешь много лишнего. Я уверен, что ты работаешь в Армии Крайовой. Считай меня кем хочешь, я не стану разубеждать тебя. Но запомни мой совет: не заглядывай часто смерти в глаза.
Янина молчала. Пройдя еще метров десять, мы остановились.
— Вот я и дома!.. Зайдешь, что ли? Сестра уехала. В комнате у меня две постели, можешь переночевать.
Я видел хитрые глаза Янины, я слышал ее властный голос, ощущал теплоту ее тела. В душе у меня зашевелились сомнения.
— Нет, Янина, я пойду домой.
— Как тебе угодно!
Мы простились.
— Заходи завтра вечером. Буду ждать! — крикнула она мне уже с крыльца.
Я ничего не ответил и быстро зашагал по направлению к городу. Частые убийства, свидетельствовали о ненависти поляков к русским. Кто знает, что думает Янина. Она бесспорно связана с Армией Крайовой. Откуда она знает столько интересных подробностей о советской контрразведке?
Нет, жизнь мне пока не надоела. Тем более, что предстоит ответственная работа.
Вчера вечером наша маленькая оперативная группа собралась у Черноусова.
Началось пьянство. Кузякин рассказывал про свою «любву». Шапиро громко смеялся и подзадоривал «неопытного ухажора».
Черноусов пил стакан за стаканом.
— Коля, расскажи ты про свою блондинку, — обратился он ко мне, с трудом поворачивая язык и глядя пьяными глазами в пустоту.
— Мне не о чем рассказывать. Я проводил Янину и возвратился домой.
— Вре-е-ешь! Ты — не наш. Ты — недорезанный буржуй.
— Пошел ты к черту, — выругался я.
Черноусов устремил на меня свои бессмысленные глаза и приоткрыл рот. Рука его скользнула по кобуре.
Я видел, как глаза его наливались бешеной решимостью. Еще секунда…
Капитан Шапиро схватил его за руку и вырвал наган.
— Брось, Ваня!
— Я убью его! Он — не наш! Он — недорезанный буржуй!
Сколько ненависти было в его голосе! Так ненавидеть могут только кровно обиженные люди.
— Если бы ты не был пьян, я бы иначе разговаривал с тобой. До свидания…
Никто не задерживал меня.
На улице я облегченно вздохнул. Правильно ли я поступил? Да! Нужно быть твердым, нахальным, дерзким. Только так можно будет избежать подозрений.
В 7 часов утра я проснулся от стука в дверь. Вошел Черноусов.
— Извини, Коля… Мне стыдно, право, за вчерашнее. Виновата водка.
Я не поверил Черноусову. Он ненавидит меня и теперь. За что? За то, что я буржуй? Но я же не буржуй. Мои родители — бедные крестьяне.
Не играет ли во всей этой истории загадочную роль Янина? Эта хитрая полька способна на все. Ей немного лет, а с каким уменьем она владеет собой в таких тяжелых условиях.
Впрочем, возможно, что Черноусов ненавидит меня интуитивно. Он старый чекист. Многолетняя работа развила в нем особое чутье к врагам.
В лагере, кроме нас, работает хозяйственная разведка.
Сегодня утром я познакомился с Ритой. Это умная, симпатичная девушка.
— Вы по какой линии? — спросила меня Рита.
— Как вам сказать. Ищем специалистов по излучению радия.
Рита удивилась.
— Мы тоже интересуемся этим, но только в общем плане. Должно быть, излучение радия что-то весьма важное.
— Конечно…
Рита начала рассказывать мне про свою работу. Постепенно передо мной вырисовывалась грандиозная картина работы хозяйственной разведки.
Согни тысяч допрашиваемых военнопленных дают сведения о промышленности и сельском хозяйстве Германии.
Где-то эти сведения сортируются по отдельным отраслям и дополняются данными из центров шпионажа дальнего действия.
Есть ли в Германии хоть одна фабрика, не имеющая соответствующей карточки со всеми сведениями в Москве? Мне кажется — нет.
Свободного времени у меня много. Читать нечего. Поддерживать компанию Черноусова мне неохота.
В 8 часов утра прихожу с Черноусовым в лагерь.
Черноусов приказывает немецкому лагерному начальству привести пятьдесят человек для проверки.
В коридоре у нашей комнаты строятся в ряды грязные истощенные до пределов возможности немцы. По-очереди они входят к нам в камеру.
Черноусов задает вопросы. Я перевожу.
— Когда и где вы родились? Какие школы окончили? В каких частях служили?
Немцы отвечают на все вопросы механически, не задумываясь.
Черноусов присматривается к их внешности. Иногда он проверяет их карманы. Часов, колец и иных ценных вещей ни у кого из них нет. Зато при каждом фотографии жены, детей или любимой девушки.
У большинства Черноусов находит вульгарные стишки и эротические рисуночки. Все это аккуратно сложено в бумажнике вместе с последними письмами жены или родителей.
Когда я читаю эти похабные стишки, я улыбаюсь, и немцы стыдливо опускают головы, словно извиняются за свою житейскую слабость.
Черноусов внимательно осматривает эротические рисуночки и те из них, которые ему нравятся, откладывает в сторону.
Приняв серьезный вид, он начинает читать пострадавшему моральные наставления. Отпустив с миром «ограбленного», он бережно прячет рисуночки с нагими женщинами к себе в сумку и вызывает «следующего фрица».
Иногда какой-нибудь молоденький белобрысый немец начинает перед нами изливать свое горе. Я, мол, совсем не виноват, что Гитлер мерзавец. Я всегда поддерживал коммунистов. Я готов вступить в Красную армию и идти вместе с ней добивать палача Гитлера.
Черноусов внимательно слушает.
— Ты нам сказки не рассказывай. Мы тебе все равно не верим. Если же ты хочешь, чтобы мы тебе поверили, сделай нам небольшую услугу.
Немец смотрит недоумевающими глазами на предлагаемую сигаретку. Он чувствует серьезность момента, — иначе бы его не угощали.
— Так вот. Здесь, в лагере, скрывается много офицеров СД, СС, начальников лагерей и т. д. Скрываются и разного рода диверсанты, работники контрразведки, полевой жандармерии, переводчики и видные члены НСДАП… Если ты не будешь дураком и поможешь нам выловить всех этих преступников, мы отпустим тебя на волю. Тебе, чай, хочется на волю?