— Странно! Как это я про нее ничего не слышал!
— У меня есть их литература, — газеты, брошюры для массового распространения, идеологические основы и т. д. Все это присылают из Москвы в качестве информации.
Два часа длился наш разговор. Признаюсь, я чувствовал себя как-то неловко. Подумать только!.. Однако, половину дела я уже сделал. Я знаю теперь, что известно контрразведке СМЕРШ про НТСНП. Остается вторая половина. Постараюсь сделать и ее.
Как я рад, право. Главное, что у нас нет провокаторов. Это — самое главное.
— Коля, — обратился ко мне Шапиро, — слыхал новость про капитана Сикаленко?
— Нет!
— Вообрази, его отец был старостой при немцах!
Я понял все. Вот почему не видно Сикаленко! Докопались все-таки. Да. Они докопаются и до меня. Нужно как можно скорее выбраться из Управления. Жаль, что при мне нет никаких документов, кроме смершевских. Что ж, так или иначе придется заехать в Мукачево.
Три дня назад полковник Душник, капитан Шапиро, я и несколько бойцов сели на «шевролет».
— Едем в Опаву, в Армейский отдел контрразведки, — сказал мне Шапиро.
В Опаву, так в Опаву. Мое дело маленькое — слушаться.
На дорогах творилось что-то невиданное. Мчались гвардейские минометы, студебеккеры, зисы, пушки всех калибров. Проходила пехота, скрипели перегруженные телеги. Кричали офицеры, ругались солдаты.
В воздухе гудели десятки штурмовиков. С запада доносились взрывы снарядов, перекатный гром гвардейских минометов, шум, крики, выстрелы.
Горели села. Дым заволок все небо. Пахло гарью пожарищ. Горели города. Никто не обращал внимания на развалившиеся дома, никто не тушил пожаров. Вперед! У каждого свое задание! Кому какое дело, что гибнет столько немецкого добра. Пусть!
В природе человека больше склонности к разрушению, чем к созиданию. Когда человеку приказывают разрушать, жечь, уничтожать — им нередко овладевает слепой разгул. Он любит смотреть на огонь, на огромные тучи дыма, и сам охотно поджигает еще не захваченные пожаром дома.
В Опаву мы приехали на второй день после занятия ее Красной армией. Улицы были завалены горами кирпича, мебели, мешками с песком, балками и разным хламом.
Из погребов, засыпанных развалинами, пробивались струйки горького дыма.
«Мин не обнаружено» — то и дело попадались нам надписи.
Группы бойцов заглядывали в уцелевшие дома.
Мы проехали Опаву и остановились на уцелевшей западной окраине. Нигде ни одного гражданского лица. Хмурые часовые, шлагбаумы. «Не иначе, здесь должен быть армейский отдел контрразведки», — подумал я. Так и оказалось.
Подполковник Душник вышел из автомашины и после короткого разговора с часовым вошел в красивую виллу. Вскоре из виллы вышел смуглый майор и приказал часовому пропустить нас.
В шесть часов вечера я уехал с капитаном Шапиро в небольшой лагерь, находившийся в нескольких километрах от Опавы.
— Тут, Коля, как в мертвом доме. Почитай во всем городе нет ни одной бабы, — сетовал капитан.
Вчера уехал и Шапиро. В лагере остался один я с двумя бойцами. Смершевцы верят мне, иначе они не оставили бы меня одного. Это хорошо, это очень хорошо.
Мои бойцы достали пять литров водки. Где и как, этого они не хотели сказать.
Я пригласил Зою, начальника санчасти, и мы начали встречать первое мая.
Зоя быстро опьянела. Бойцы отнесли ее в комнату и бросили на койку.
Начальник лагеря, веселый толстяк-капитан, присоединился к нам. Он выпил два литра сорокаградусной водки и не был пьян.
В четыре часа ночи мои гости разошлись. Капитан ушел спать. Бойцы захотели еще посмотреть, что творится в городе.
— Там теперь интересно. Пьяные медички…
В моей комнате поразительно много стенных часов. Каждые пять минут какие-нибудь из них бьют. Должно быть раньше здесь жил любитель-коллекционер. Бойцы нарочно заводят их. «Чтобы не было скучно»!
Какой сегодня замечательный день! Весна, цветы, зелень. Яркое нежное солнце. Тепло.
Буду ли я хоть раз в жизни еще счастлив? Выберусь ли я когда-нибудь из этого и Богом, и людьми проклятого учреждения.
Если б я снова мог теперь выйти на луг у себя в Карпатах и растянуться на теплой весенней траве, без единой мысли, без единого желания! Если бы я мог снова быть свободным и не чувствовать постоянное присутствие смерти!
Нет, таким счастливым, как раньше, я уже никогда не буду. Что-то переменилось во мне. СМЕРШ. Убийства и кровь, кровь и убийства. Везде кровь, везде страдания, везде муки, везде смерть!
Смерть шпионам. Смерть антикоммунистическим партиям. Смерть всему антикоммунистическому человечеству.
Работаю мало, больше отдыхаю. Кто знает, что будет завтра? Пока пользуюсь случаем.
Вчера заходила ко мне Зоя. Скучная, неинтересная девушка.
Вот… опять бьют мои часы. Надо будет их убрать.
Полчаса назад ко мне прибежал начальник лагеря.
— Вам приказ по телефону из штаба нашей Армии: немедленно вернуться в хозяйство Ковальчука, которое сейчас в Моравской Остраве.
— Вот как!
— Я вам советую подождать до завтра. В восемь утра в Моравскую Остраву идут три мои машины.
Начальник лагеря ушел. Черт возьми! Что за спешка такая? Неужели?. Глупости. В таком случае, они приехали бы за мной сами. Нет! Здесь что-то другое.
Начальник лагеря прав. Поеду завтра. Попутными не доберусь и за неделю.
Однако в чем дело? Наверное Ковальчук звонил в штаб Армии, а оттуда звонили сюда.
Поживем — увидим.
Моравская Острава.
Майор Гречин, мой ближайший начальник, встретил меня дружелюбно.
— Молодцом, добрались! Слышали, в Праге восстание?
— Нет, не слыхал.
— Вчера по радио передавали.
— Откуда?
— Из Праги же. Чехи захватили радиостанцию. В городе идут бои. Я сначала не поверил. — уж слишком это не похоже на чехов. Но нет, представьте, держатся. Сегодня тоже передавали… Да! Генерал вызвал нас по телефону. Поедем в Прагу.
— Когда?
— Скоро!
Сообщение майора меня пугает. В Праге у меня много знакомых. Чего доброго, кто-нибудь увидит меня, ну и… Да. Нехорошо, совсем нехорошо. Однако поеду — там видно будет. Надо приготовить записку. Только, как передать ее? Чехи, правда, за деньги все сделают.
В тот же день, вечером, меня вызвали к подполковнику Душнику.
В большом зале, за большим столом, сидело около двадцати офицеров. Здесь были знакомые мне капитан Миллер, капитан Шапиро, капитан Потапов, майор Попов, капитан Водопьянов, майор Гречин, Ева и Соня. Остальных я не знал.
— Садитесь и переводите, — подал мне подполковник Душник папку со списками пражских членов организации «Влайка».
Все присутствующие тоже были заняты переводами. Большинство из них умело читать по-чешски, но значения многих слов они не понимали. Капитан Миллер часто обращался ко мне с просьбой помочь перевести отдельные слова.
Подполковник Душник прохаживался по помещению, давая нам инструкции.
— Переводите только главное. У нас очень мало времени.
В одиннадцать часов ночи к нам пришел полковник Козакевич. Это наш новый заместитель начальника. Высокий, плотный, с кривым носом. Его все побаиваются. Он очень строг и требователен.
— Как идет работа, товарищи офицеры?
— Я думаю, что к утру все будет готово, — ответил Душник.
— Товарищ Синевирский, без вас здесь обойдутся, — обратился ко мне полковник. — Зайдите к капитану Степанову. У него очень спешное дело.
— Есть, товарищ полковник.
Управление занимало часть города возле парка. Только четвертый отдел и прокуратура находились возле тюрьмы.
Часовые останавливали меня и спрашивали пароль. Во всех домах кипела работа. Смершевцы готовились к крупному налету. Еще бы! Они давно точили зубы на Прагу. Там много антикоммунистического элемента. Русская эмиграция, украинские сепаратисты, чешские политики разных оттенков — от генерала Гайды до самых левых, как социал-демократы.