Сколько вас во мне? Чего вы все вдруг пристали ко мне? Говорю же, что спать хочу, спать хочу, понимаете, чтобы не видеть этой маленькой струйки крови…
— Ваня, ты мой лучший друг. И… ты чеки…ст, и я… чекист… Выходит… мы оба чекисты… Га-га-га-га…
Раз, два, три, четыре… Вот он! Капитан! Стой! Ты же помнешь ей грудь! Смотри, какая маленькая струйка крови вытекает у нее изо рта. Капитан, какой это танец… Прочь все мысли! Убирайтесь к черту! Не хочу больше! Прочь! Прочь! Раз-два-три-четыре…
— Виктор, у… тебя… дома… красавица-жена. Она… изменяет тебе на каждом… шагу… Вот ты здесь пьешь со мной… а она обнимает… в постели другого… И у меня красавица… жена… так должно быть. Каждый чекист… и ты… и я… все мы чекисты… народ скромный…
— Хочешь, Ваня, я приведу тебе… красотку… настоящую, чешку…
— Не-ет! Не надо. Завтра… я пить хочу.
Раз-два-три-четыре… Господе, Иисусе Христе! Прости мне все прегрешения мои, избави мя от лукавого…
«Ха-ха-ха! Теперь молишься! Нет, ты не виляй душой. Ты точно такой же чекист, как и все остальные. Ты видел эту маленькую струйку крови и не заступился. Струсил. Если хочешь исправить свою вину, возьми пистолет и приставь его ко лбу. Ну, сделай же так, как делают настоящие мужчины. Ведь всего одна секунда…»
Утро. Светает. Смотри, через полчаса взойдет солнце. Солнце! Солнце! Где же оно? Когда оно взойдет? Через полчаса? Я не верю. Неужели так скоро? Через полчаса? Солнце… Зачем мне солнце? Зачем, вообще, солнце? Что оно в сравнении с этой маленькой струйкой крови? Ничего! Пустое место.
— Ваня… смотри, уже утро… спать надо… Не поедешь же ты пьяный… арестовыв…ать… этого, как его ну…
— Ах, да… сейчас вспомню… как его… ну… они в республи…ках… буржуйских… бывают… Да, вспомнил… ну-ка, ты вспомнил Виктор?
— Вспом…нил. Президента… Ты, Ваня, великий… человек. Арестовываешь… президентов… Ха-ха-ха… Но этот, которого ты… арестуешь… завтра, какой-то убогонький… он 18 часов… так, что ли, был этим… как его — президентом…
— Спать… надо, Виктор…
— Постой, президент… не убежит… Да. Спать надо. И я… великий человек. Вот завтра… нет, сегодня… арестую эсесовского… генерала… генерала… с крестами… строгого… хмурого…
В тумане виден генерал… в тумане… Нет, он здесь. Кто? Ветер? Трава!.. Зеленая… Луг… Галя…
В 8 часов утра дежурный боец разбудил меня.
— Пора вставать, товарищ младший лейтенант.
Я открыл глаза. Комната залита ярким солнечным светом. Радостная дрожь пробежала по моему телу. О том, что было ночью, не надо никогда думать! Никогда.
Чтобы действительно не думать о том, что было ночью, я быстро встал. Вот ерунда. Хотел было одеваться, а это лишнее — я одет.
Окатив голову холодной водой, я вернулся в комнату и закурил. Пора приучаться ни о чем не думать.
— Пожалуйте на завтрак.
Столовая находилась в вилле напротив.
У входа я встретил Козакевича. На его лице играла самодовольная радостная улыбка.
— Здравствуйте, тов. полковник!
— Здравствуйте… Ну, как выспались?
— Хорошо.
— Идите завтракать. Работы много.
В столовой я встретил Еву. Гадость! Мерзость! Действительно подлая душонка. Надела гражданское платье. Ведь видно же, что платье с чужого плеча. Так нет, это не важно. Главное, что платье настоящее шелковое.
— Здравствуйте, Коля.
Я кивнул головой и сел за стол подальше, в угол.
Вошел капитан Шапиро. Сел возле меня.
— Черт возьми! Я плохо выспался.
— Гуляли?
— Да.
После завтрака мы сели в нашу «Татру». Молодой шофер чех из Смихова, завел мотор.
— Куда?
— К Страговскому стадиону.
Бедный шофер. Его определили к нам из «народного Вибора». Мы же ему приказали ни на минуту не отлучаться от нас. Даже спать он должен с нами.
Из Стжешовиц на Страгов несколько минут езды.
Чешский капитан, начальник караула, встретил нас словами:
— Мне приказано в лагерь никого не пускать…
Шапиро вынул свою легитимацию.
— НКВД.
Слова протеста замерли на устах капитана.
— Да, да! Пожалуйте.
На огромном стадионе творилось что-то невиданное. Нет, это был не слет соколов. Это были десятки тысяч немцев, только что выгнанных из квартир. С грудными детьми, босые, грязные…
В центре находились солдаты.
— Кто начальник лагеря?
— Ich…
— Пойдемте с нами.
Шапиро сел на одно из лежащих в стороне бревен.
— Вы кто такой? Вернее, кем были в армии?
— Я — полковник фельджандармерии.
— Вот как! Отлично. Что за люди у вас в лагере?
— Самые разные.
— Соберите всех офицеров, начиная с чина майора.
— Jawohl.
В течение трех часов мы «проверили» весь высший офицерский состав.
— Надо ехать. Полковника фельджандармерии и майора СД возьмем с собой, — решил капитан. — По мелочам нельзя разбазариваться.
На Делостжелецкой нас встретил майор Гречин.
— Слыхали новость?
— Что такое?
— Интересный факт. Сегодня утром я встретился с одним моим бывшим сослуживцем, совершенно случайно. Он работает в контрразведке Конева… Так вот. Он рассказывал мне, как нашли труп Геббельса. Вообразите. Опергруппа Конева первая разыскала мертвое тело Геббельса. Известное дело, — находка крупная. Надо составить подробный акт. Нужны разные специалисты. Коневцы решили доложить высшему начальству. Для верности оставили караул. Через час возвращаются с начальством, с разными фотографами, врачами и т. д. Открывают дверь… пусто! Трупа нет. В чем дело? Опрашивают караульных. Те ничего не знают. Повертелись, поискали и решили, что или Геббельс не был мертвым и убежал, или те, кто нашли его труп, страдают галлюцинациями. На этом и разошлись. К вечеру выяснилось: жуковцы были хитрее, — влезли в окно и украли труп Геббельса. Сообщили в Главное Управление…
— Молодцы! — восторженно заговорил Шапиро. — Это мне нравится. Настоящее соцсоревнование.
Я решил, что Шапиро глубоко прав: социалистическое соревнование наиболее необходимо между смершевцами.
После обеда — отдых. Это единственное время, когда никто не работает. Оно неприкосновенно и в пражских условиях. Я тоже решил отдохнуть.
Не прошло и десяти минут, как необычный шум заставил меня выйти во двор.
На бетонированном дворе лежал человек. Господи! Ведь это Рафальский! Это он! Нет никаких сомнений. Сколько раз я видел его в Николаевской церкви. Я всегда любовался его благообразием: белыми волосами, белой бородой, умным и выразительным лицом.
— Умирает, — проговорил майор Надворный.
— Ну и черт с ним, — отозвался майор Попов. — Одним белобандитом меньше.
Я смотрел на залитое кровью лицо, на мозги, смешанные с пылью.
Лубянка! Зачем ездить в Москву смотреть на Лубянку? Она здесь.
Бедный старик! Коварное время обмануло его, вернее, примирило с большевизмом. У времени есть это неприятное свойство. И вот, Лубянка нашла этого благообразного старичка в Праге.
Лубянка в Праге, в Стжешовицах, на Делостжелецкой улице, в доме № 11.
Какое проклятье довлеет над нашим народом? Неужели он больше виновен перед Богом, чем другие народы? Почему русский народ страдает больше, чем все остальные? Ведь любой другой народ грешит перед лицом Господним не меньше, а наказаний несет меньше! Пути Твои, Господи, неисповедимы…
Мозги, смешанные с пылью, на этом холодном бетоне! За что? За то, что этот старик когда-то родился дворянином? А может быть, за то, что любил свободу и во имя этой свободы предпочел жить вне Советского Союза. Во имя свободы он и бросился со второго этажа…
Кровь! Кровь! Кровь!
Она у нас в подвалах, она у нас по комнатам, она у нас на дворе. Мы — чекисты! Без крови нам жить нельзя. Это наша стихия.