Выбрать главу

Снова заговорил офицер штаба 9-й армии: «Господа, я настаиваю на своей просьбе и считаю, что если мы не поможем войскам 9-й армии, то Смоленск придется сдавать, а это значит, что мы открываем противнику ворота в Белоруссию, Литву и Пруссию. Фюрер этого нам не простит. И еще один аргумент, — продолжал офицер. — «Бус-сард» и его «Особая команда Гемфрут» по приказу приданы поддерживать войска 9-й армии. Приказы надо выполнять точно!»

Наконец дискуссия штабистов закончилась решением: приоритет отдать 9-й армии, первую группу — 10 подростков-диверсантов забросить в ночь на 29 августа в район железнодорожных станций Вязьма, Гжатск, Торжок, Ржев, Калинин. Офицеры вызвали летчика и штурмана, приказав разработать маршрут, время и место десантирования, а к наступлению темноты подготовить самолет и пассажиров к вылету. А Больц повел всю компанию в офицерскую столовую угощать коньяком.

Вечером Больц наметил первые 10 человек и приказал готовить их к вылету Шимик пришел к ребятам и зачитал фамилии: Комальдин, Вихорев, Хатистов, Тузов, Езии, Мухамедов, Румянцев, Сидоров, Селиверстов, Семенов. Затем привел ребят в отдельную комнату и вместе с Таболиным и Василием Бойко стал экипировать, сняв с них немецкую форму, отобрав солдатские книжки и выдав каждому пароль-пропуск на немецком языке для обратного перехода линии фронта. Ребят переодели в старую, поношенную одежду красноармейского образца, частично в гражданские и стандартные детдомовские рубашки и брюки, из разграбленных в свое время приютов и детских домов. И только ботинки выдали одинаковые, старые немецкие, пошитые из кирзовой кожи. Пароль-пропуск, отпечатанный на пишущей машинке был свернут в трубочку и заправлен в резиновую оболочку. Его Бойко засовывал в пояс брюк каждому подростку. Всем надели на голову красноармейские пилотки без звездочек, а на шею повесили сумку из-под противогаза, в которую были вложены мины — три куска каменного угля и еще полбуханки русского хлеба, пачка маргарина, коробка спичек, пачка махорки и кусок советской газеты на закрутку цигарки.

Ребята весь этот спектакль переносили безропотно и молча, изредка переговариваясь между собой по поводу плохих ботинок. Я смотрел на эту фантасмагорию с омерзением и невольно думал, как могла хваленая немецкая разведка дойти до такой авантюрно-примитивной низости.

Экипировка заканчивалась показом каждого подростка Больцу и офицеру абверкоманды. Шимик вводил ребят в отдельную комнату, где сидели Больц и офицер. Те внимательно осматривали каждого и выдавали ему по 400–500 рублей. После всей этой процедуры ребятам было приказано сходить в туалет и их повели к самолету.

Там у трапа уже лежали парашюты, которые пилот, штурман и Фролов стали надевать и прилаживать на спины каждому подростку. Наблюдавшие Больц и офицеры абверкоманды обошли построенных в шеренгу ребят, пожелали удачи и дали команду грузиться. Пилот доложил о готовности к вылету, и с наступлением темноты самолет поднялся в воздух и взял курс на северо-восток.

Заброска второй и третьей группы (31.08–01.09)

Заброска второй и третьей группы подростков проходила аналогично первой, с той же методичной немецкой пунктуальностью.

В отличие от первой, вторая и третья группы были выброшены в ночь с 31 августа на 1 сентября в районы Орловской, Курской и Воронежской области, а также на территорию Московской и Тульской областей. Как докладывали офицеры абверкоманды, сопровождавшие самолеты, операция прошла четко, без помех со стороны противовоздушной обороны русских. Они поздравляли Больца и заверяли, что об успешной операции будут докладывать в Берлин.

Перед отъездом в Смоленск, в лагерь МТС, у меня состоялся разговор с Таболиным. За бараком, в лесу, в темноте я ощущал волнение Ивана по голосу.

«Юрий Васильевич, я сделал все, что мог и даже с Семеновым передал записку с адресом матери. Задание он выполнять не будет. Думаю, что и у остальных ребят такое же настроение. Я их подготовил. И все-таки я обязан продублировать, как-то сообщить нашим об этой операции. Но как? Пока не подумал. Что вы посоветуете?»

«Ваня, ты прав, операция для Красной армии опасна, и сообщить о ней надо. Но у нас с тобой практически никаких возможностей нет, главное — нет связи».