Кирпонос и новый начальник штаба генерал Тупиков не раз обращались к Буденному, Тимошенко о необходимости корректирования задачи Ставки. Но ответ получали отрицательный – держаться!!!
И вот тогда Тупиков посылает в Ставку обстоятельное донесение о положении Юго-Западного фронта. Он в нем смело прогнозировал, что если Ставка не разрешит отвести войска, то может случиться катастрофа. И начало ее – дело пары дней. Цена удержания – сотни тысяч погубленных жизней в шнеке мощной гитлеровской машины. Кирпонос не решился подписывать этот документ.
И еще одна деталь: когда донесение было готово, Тупиков показал его Михееву. Через несколько часов пришел ответ Сталина. В нем он упрекал командующего, что его подчиненный представил в Генштаб пораженческое донесение. Он требовал не поддаваться панике, принимать меры, чтобы удерживать занимаемые позиции.
Когда Тупиков познакомил Михеева с ответом Сталина, глядя ему в лицо, сказал:
– Теперь у вас есть достаточный повод арестовать меня.
А глаза его говорили: «Если бы мы все здесь не понимали, как я прав».
Михеев прочел документ и сразу же как бы ответил на два его вопроса:
– Для ареста, уважаемый генерал, необходим не повод, а преступление.
Но здесь не было преступления, а был плод четкого анализа обстановки. И вот когда две танковых дивизии противника в районе Лохвица и Лубны перерезали последние коммуникации фронта, Ставке наконец стало ясно – фронт в окружении. Последовало запоздалое разрешение на отход, но было поздно, – в котле оказались почти все его армии. А 37-я армия, оборонявшая Киев, не получила этого приказа – связи с ней уже не было…
Анатолий Николаевич военное дело знал не понаслышке. Капитана Михеева направили работать в армейскую контрразведку после окончания Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева сначала начальником Особого отдела Орловского военного округа, а через полгода перевели на такую же должность в Киев. Руководил военной контрразведкой Киевского Особого военного округа недолго. Вскоре двадцатидевятилетнему А. Н. Михееву предложили пост руководителя КРО НКО СССР в Москве. И вот он снова в Киеве, но теперь не в округе, а на фронте.
Он глубоко врос в оперативную обстановку бывшего теперь Киевского Особого военного округа (КОВО). Накануне войны при его руководстве было реализовано дело оперативной разработки «Выдвиженцы», по которому военные контрразведчики арестовали агентурную сеть гитлеровской разведки – сняли целую резидентуру.
После представления командованию фронта он собрал оперативный состав. В своем выступлении он отметил одно из основных требований Государственного комитета обороны (ГКО) к военным контрразведчикам – совместно с командирами и политработниками бороться за поддержание высокого морального и боевого духа.
На второй день после приезда к новому месту службы Михеев, взяв с собой Пяткова и Белоусова, а также старшего оперуполномоченного Горюшко, оказался на позиции одного из подразделений 147-й дивизии – стрелковой роты, в которой после изматывающих отражений десяти вражеских атак осталось всего восемь человек. Этот поступок руководителя КРО фронта можно трактовать по-разному, но лучше послушаем слова самого героя, подтвержденные его подчиненным М. А. Белоусовым:
«А нам это надо было. Особенно мне. Я лично хотел видеть в бою наших красноармейцев, быть с ними рядом и на себе ощутить психологическое состояние человека в момент фашистской атаки. Одновременно я хотел ознакомиться с условиями работы наших оперативников на передовой».
Именно в этой обстановке он почувствовал всю реальную опасность немецкого нашествия на Родину. Беседуя в окопе с молоденьким офицером-пехотинцем, он был поражен тому, как в этом тонкошеем пареньке мог появиться заряд мужества и силы воли.
«Нет, с такими парнями, как он, мы не проиграем войну, – подумал Анатолий Николаевич. – Хотя впереди много неизвестного. Враг силен, – его военная машина только набирает обороты».
По возвращении на КП лоскутами то и дело всплывали в памяти голубоглазого, русоволосого, с тугими скулами лица и слегка выпученными пухлыми губами комиссара госбезопасности эпизоды из его неуютного детства, скрашенные лишь прелестями таежного леса, на родной Архангельщине. Милая станция Пермилово Северной железной дороги заговорила из далекого далека теплым, приятным языком. Плетение с бабушкой корзин из ошкуренных лозовых прутиков. Ему почти что виделось, как он срезал кожицу, обнажая волглую белизну прута лозины, и подавал мастерице. Ранняя смерть отца. Не окончив школу, в шестнадцать лет пришлось пойти в рабочие на лесозавод, а через два года призвали в армию…