Это ты кончил головой.
На следующий день — стыд и как будто похмелье.
«После коитуса каждый зверь печален».
Почему-то тебя это не удручает.
Ты ставишь точку. И понимаешь: что это только начало.
∗∗∗
Мы тремся друг о друга в постели, как трутся трехмесячные кутята. («Кутёнок» — это щенок, не котенок, так их называют в народе, в южных районах.)
Кто-то, наверное, читая наши публичные письма, будет уверен, что в постели мы выразительны и сексуальны, но это неправда.
... Мужчина, который жил с женщиной 9 лет (потом расстались, а она заболела, тяжело, с онкологией), разговаривает с ней по телефону... Говорить трудно: девятилетняя любовь не рвется, он понимает, что надо ехать и «держать за руку», а он не едет, потому что понимает, что все это неправильно, да и невыносимо, она же знает, что это ненужно, но хочет, чтоб он еще больше мучился и приехал.
Мужчина еще не знает, что встреча все-таки состоится.
И женщина приедет к нему, через год, когда у него уже будут другие отношения, но он не признается, и она скажет: «Расколдуй меня». А он ответит: «Нет».
И тут она резко начнет собирать свои вещи, а выйдя в коридор и натягивая летнюю куртку, станет плакать и кричать неприятным высоким голосом: «Ну неужели так сложно? Может, это в последний раз! Но ведь мне нужно: расколдуй меня, расколдуй — ведь у тебя же никого нет, ты же один, это же не измена, я понимаю, если бы измена...»
И он не сможет сказать, что он не один (впрочем, он никогда и не был один: почему в жизни все, как в трюмо, троится?), хотя это в тот момент будет неважно. С ней всегда все остальное было не важно.
И он расколдует.
Но дело даже не в этом.
А в том, что за все свои телефонные разговоры (очень редкие, к слову сказать) они выработают привычный способ прощанья: после мучительно-смешливых рассказов о том, что в группе, в которой лечат пациентов этим новым серьезным лекарством, все умерли, она говорит:
— Но я поняла — на самом деле смерти нет. Я не боюсь.
И он отвечает ей бодрым голосом (как бы хваля: за то, что поняла, он — ее, с высоты своего просветленья):
— Конечно! Ты все правильно поняла: смерти нет.
Да вот только однажды в установленный срок он скажет свое: «Смерти нет», — доверительным голосом.
А она ответит (после долгой паузы, очень звонко):
— Смерти, конечно, нет, — только она — есть.
И отвечать будет нечего.
Но она обязательно выздоровеет.
∗∗∗
— Я вот, Аня, подумал, что самый важный секрет — это научиться испытывать жизнь. Испытывать не в смысле «проверять», а в смысле стоять столбом и понимать, что через тебя эта жизнь идет. Впрочем, почему обязательно стоять... Можно лежать. Но жизнь через тебя все равно идет.
— А почему не «проживать жизнь»? — спрашивает Аня.
— А потому что «проживать» (вы сами послушайте слово) это же процесс. А процессов мы, как известно, не понимаем. В слове «проживать» есть пункт А (с которого момент начинается) и пункт В — куда этот момент идет. В слове же «испытывать» этого нет.
Это точка. Точка, раскрывшаяся до размеров Вселенной. Или прихожей. И через эту точку идет свет. В котором ты любишь и себя, и другого, и чужого третьего (скажите, почему всё так в жизни троится?). И всё. И никаких «потом». Потому что как только ты спрашиваешь, что потом, наступает смерть. И смерть это как раз линия.
...«Когда ты уйдешь, я умру».
Что за муть?
Когда ты уйдешь — ты умрешь.
Поэтому я и не могу от тебя отлепиться.
И вот мы стоим — перед твоим ночным поездом — в моем собственном коридоре. Где сейчас нет никакой зелени в зеркале. В зеркале отражается стена возле ванной. Стена желтая. Никаких украшений.
— Мне кажется, я тебя больше никогда не увижу.
(Это ты так думаешь. А говоришь: «Все было просто чудесно. До свиданья, Сережа».
Ну или другое какое-то имя. Имя — неважно. Имя — можно и перепутать. Любовь любит переливающиеся имена.)
∗∗∗
Есть у меня такая картинка, картонка. Висит на стене.
На картонке, выполненной в серых тонах, среди трав — лежит то ли мальчик, то ли уставшая Жанна д? Арк, то ли рыцарь-недоросток — в доспехах, которые ему велики. И то ли спит, то ли умер. Голова его по-детски зарылась в пучок травы, и шея по-предательски тонкая. А из спины вырастает куст, вроде — крапивы. И лошадь тянет голову из левого края, белая, как туман.
... Уже стоя в прихожей, собрав рюкзак, человек говорит другому: «А еще я тебе сделал подарок».
— Где, где мой подарок? — хищное такое движение рукой. Как у Горлума. («Где моя прелесть?») Второй человек задает вопрос так, как будто, по меньшей мере, он ожидает увидеть брюлик. Но брюлика он не ожидает. Это просто такая манера.