II.
Современная медицина в чем-то невероятно могущественна, а в чем-то по-прежнему беспомощна. Наименьший прогресс достигнут в исследованиях самого важного человеческого органа — мозга. Как говорят врачи: голова — дело темное. Но достоверно известно, что в некоторых случаях при полной гибели мозга в результате катастрофы или инсульта подобие жизни еще теплится в человеке. Он не прекращает дышать, кровь продолжает свой бег по жилам. Долго это длиться не может: максимум через сутки организм полностью перестанет функционировать. Поэтому дискуссии о том, действительно ли мертв человек, раз умер его мозг, на протяжении десятилетий оставались всего лишь абстрактными упражнениями ученых.
Все изменилось после того как трансплантологам в шестидесятых-семидесятых годах прошлого века стали удаваться пересадки сердца, печени, почек. Проблема в том, что донорские органы быстро погибают без кровоснабжения. Как ни цинично это звучит, идеальный донор — это человек с погибшим мозгом, но работающим сердцем. Начиная с 90-х годов всеми странами, в том числе и Россией, одним из безусловных критериев смерти было признано полное отсутствие в мозгу каких-либо импульсов. Отработана и печальная процедура: после того как бригада врачей с помощью энцефалографа это отсутствие констатирует, больного отключают от аппаратуры, и начинается изъятие органов. При этом врач-трансплантолог не может определять, жив пациент или нет. Он не имеет права во время обсуждения даже находиться с ним в одной палате.
Но после того как весь мир кое-как, после долгих споров и с большими сомнениями, согласился с термином «смерть мозга», появилось еще одно понятие, совершенно все спутавшее и поставившее новые вопросы. Стали говорить о так называемой «смерти коры».
III.
Февраль 1990 года. Санкт-Петербург. Но не наша северная столица, а южный, пальмовый тихий городок штата Флорида. Двадцатишестилетняя американка Тереза Шиаво падает с сердечным приступом в холле собственного дома. Прибывшая бригада врачей заставляет сердце забиться вновь. Однако мозг миссис Шиаво слишком долго находился в состоянии кислородного голодания. Наиболее капризная и чувствительная его часть — кора — погибла безвозвратно. Оставшийся невредимым ствол по-прежнему самостоятельно и вполне успешно управлял жизнью тела.
Более 17 лет несчастная американка пребывала в так называемом хроническом вегетативном состоянии. Ее муж, назначенный опекуном, заявил, что супруга при жизни не раз говорила, что не хотела бы пребывать остаток жизни в состоянии овоща. Он потребовал прекратить существование этого несчастного тела. Шесть раз Терри то подключали к аппаратуре жизнеобеспечения, то снова отключали. Суд принимал решение в пользу отключения, губернатор Флориды решение суда отменял, и тогда опекун, он же супруг, он же вдовец обращался в вышестоящую судебную инстанцию. Джордж Буш прервал отпуск ради того, что считал спасением Терри Шиаво. Верховный суд США отклонил его попытки изменить ход событий и заявил, что федеральная исполнительная власть не должна вмешиваться в дела судов и штатов. Иные российские журналисты в своих комментариях заключали, что и сама американская демократия находится в коме: внешне еще живая, на самом деле она давно мертва. Этот глубокомысленный вывод они делали именно на том основании, что сам президент Соединенных Штатов не смог своей волей отменить решение суда.
Перед госпиталем, где находилась Терри, день и ночь дежурили демонстранты. Кто-то пытался прорваться внутрь, кого-то уводили в наручниках, кто-то кричал, что происходит убийство. Митингующих можно было понять. Тереза совершенно не была похожа на труп. На ее щеках играл странный, какой-то чересчур яркий румянец. Рот был приоткрыт в подобии улыбки. Глаза постоянно двигались, и взгляд этот, честно говоря, забыть трудно. Другое дело, что блуждание зрачков было чисто рефлекторным. Выстрели кто-нибудь у нее над ухом из пистолета или окликни по имени, Тереза Шиаво никак не отреагировала бы на это.
Это состояние иногда называют «запредельной комой» или «псевдокомой». Его не надо путать с обычной комой: состоянием тяжелым, но не безнадежным. Академик Ландау с сильно пострадавшим после автокатастрофы, но все-таки живым мозгом находился в коме два месяца, после чего очнулся и прожил еще шесть лет. Польский рабочий Ян Гржебски пришел в себя, пролежав без сознания почти два десятилетия. Итак, случаи выхода из длительной комы редки, но они бывают. Но не зафиксировано ни одного пробуждения после смерти коры. Это невозможно в принципе, ибо именно кора является носителем той неопределенной субстанции, которую мы называем личностью. Человека с мертвой корой можно сравнить с книгой, у которой превосходно сохранились переплет и обложка, однако же внутри нет ни единой страницы. Все они вырваны и мало того, сожжены.