Его слова рассердили ее, особенно раздражало это: «Вы можете уехать…»
— Думаете, весело жить вот так? Ездить и только смотреть, смотреть и смотреть? Ходить в ожидании ночного страха.
Последние слова она произнесла с особенным ударением.
— Значит, нарушение сна.
— Да, и еще адские боли в лице.
— И ничего вам не помогает?
— Я так привыкла к снотворному, которое вы прописали мне нынешним летом, что оно почти не действует.
— Когда вы засыпаете?
— Ах, на рассвете.
— Всегда?
— Точно не могу сказать, но не так уж редко, да.
Он вошел в свою роль врача и начал монотонным голосом расспрашивать: всегда ли боли одинаковые, как часто они повторяются, кружится ли голова. Она отвечала утвердительно. «Но в любом случае спасает морфий!» Она произнесла последние слова как бы между прочим.
— А настроение каково? Непрерывный страх?
— Хорошо, что вы понимаете.
— Когда хуже всего?
— По утрам.
— Я так и думал!
— Почему вы говорите таким тоном?
— Просто потому что знаю по себе.
— Неужели существуют на белом свете врачи, которые соучаствуют в страданиях пациента? У меня создалось впечатление, что изучение медицины является лишь эффективной мерой против всех жизненных неудач.
Она видела, что он слегка оскорбился, когда она произнесла последние слова.
— Нет, нет, очень многое может ранить врача.
Она шла и рассматривала его: мужчину, который по-настоящему пленил ее. Они остановились под высокими голыми кленами. Один лист с шумом упал сверху. Чудное настроение, необычное.
Он снова заговорил: «Утреннюю меланхолию, о которой мы только что говорили, я хорошо знаю. В такое утро я рад, что у меня есть пациенты». Тут она заметила, что он понял, что сказал лишнее человеку, который нуждался в помощи со стороны, и он поспешил добавить: «Но в общем-то ничто не поможет, если что-то разладилось».
Она бросила на него быстрый взгляд: «Вы должны помочь мне, я хочу спать по ночам!»
Он помолчал, потом сказал: «Да, естественно, я могу прописать вам очень сильное снотворное, но обещайте мне не злоупотреблять, принимать через день, и в самом крайнем случае.
Он посмотрел ей прямо в глаза: «Когда человек болен и находится в нервозном состоянии, не столь уж безопасно иметь такие средства у себя под рукой».
Они стояли под деревьями, охваченные одним и тем же настроением. Старый сад, влажно, прохладно в воздухе и падающая с деревьев листва.
Она ответила несколько грубовато: «Вы тоже хороши, доктор Врангель! Говорите такие вещи своему пациенту!» Она едва удержалась, чтобы не рассмеяться, ведь он мог кое-что уловить в ее смехе. Совсем наивным, каким она считала его, он не был. Они прошли еще немного, потом он сказал: «Фрекен Лино, строго говоря, вам не нужна сестра Беате. Как вы думаете, может, для вас было бы полезнее обходиться без помощи медсестры? Ведь она постоянно напоминает вам о вашей болезни».
Прекрасно, он хорошо умел говорить, но все же он допустил небольшую ошибку. Она собралась с силами, решила использовать свой талант воздействия на людей. Теперь или никогда, посчастливится или не посчастливится:
— Доктор Врангель, у меня есть план, но боюсь, что вы посмеетесь надо мной.
— Не буду, обещаю вам, не имею права, я ведь врач.
— Сегодня мне исполнилось тридцать лет.
— Разрешите поздравить вас с днем рождения?
— Женщин не принято поздравлять, когда им исполняется тридцать.
— Но не вы ли несколько дней назад говорили о настоящем свободомыслии. Разве мои слова противоречат вашим требованиям?
— Возможно, вы правы. Во всяком случае, мило с вашей стороны, что вы говорите, что думаете. Но послушайте… У меня созрел план, безумный, но когда вы узнаете его суть, вы поймете, что я не собираюсь лишить себя жизни.
— Так, интересно.
— Я думаю, вы поймете, что, когда болеешь семь лет подряд, неизбежно возникает недоверие к медикам, постепенно накапливается серьезная критика их работы. Улавливаете смысл? Думаешь приблизительно так: «На самом деле ты мог бы лучше справиться с этой работой». Я ненавижу любой вид милосердия, говорю вам откровенно. Так или иначе, рано или поздно оно превращается в сплошное сюсюканье. Что говорить, зло разного толка существует в мире. Болезнь, должна вам сказать, доктор Врангель, как бы разъедает тебя изнутри. Итак, в жизни наступает момент, когда начинаешь думать о других — хочешь ты этого или нет. Да, я, по правде говоря, много раз испытала страх превратиться в милосердную тетю, выработать в себе это сострадание, сочувствие, которое коренится в… Ну, да ладно. Я постараюсь эту длинную историю изложить короче: у меня появилось желание изучать медицину.