Тогда она сказала: «Вильгельм, я хотела бы кое о чем с тобой поговорить».
Он вскочил: «Ну, что ж, говори».
— Ты знаешь, я рассказывала тебе, как я страдала в замужестве, когда совместная жизнь продолжалась, но лишь внешне, не по моему желанию и не по моей воле. Послушай, Вильгельм, я люблю тебя, если бы ты только знал, как я ценю тебя. Но — теперь я не могу! Мы должны остановиться, Вильгельм, сохранить то лучшее, что было в наших отношениях. Мне ужасно неприятно говорить тебе это, но…
Он стоял перед ней. Не было ли это проявлением ее личности, которого он так жаждал?
Но сегодня вечером черные летучие мыши вились над ним.
— Ну, что ж, Лалла. Одно помни, мне всегда было приятно, что ты, не таясь, говоришь со мной, ведешь себя согласно твоему естеству. Разумеется, принимаю за честь, что ты и сегодня высказалась открыто, чистосердечно. Я был бы последним негодяем, если бы начал принуждать тебя, ты знаешь это.
— Спасибо, дорогой друг, да, я знаю.
Итак, значит поэтому: поэтому было сопротивление в ее верности, в ее ласках… даже в теперешнем поцелуе.
— Лалла, почему ты не сказала мне об этом прежде. Все было бы гораздо легче. Я был слеп и глух, старый дурак.
Она сделала слабое движение рукой.
— Лалла, одно я хочу тебе сказать, никогда между нами не должно быть злости. Господи, надеюсь, ее не было?
Он обнял ее, но она стояла, как прежде, неподвижно, словно изваяние. И это ранило его, ранило более, чем он предполагал. Он ведь смирился, покорился ее воле, не сопротивлялся. Он ведь понимал, что она в тайниках своей души желала сочувствия и согласия с ней. И теперь ее страх, не могла ли она хотя бы ради приличия проявить участие, оказать ему дружеское внимание?
Он отпустил ее: «Доброй ночи, Лалла, увидимся завтра?»
— Хорошо, до завтра, я ужасно устала сегодня. Доброй ночи, Вильгельм.
И она ушла в спальню.
Закрыла за собой дверь. Он не верил своим глазам. Постоял, подождал. Он слышал ее движения там, за закрытой дверью. Как понять ее поведение?
Лалла тоже стояла в спальне и прислушивалась. Ее наигранное поведение немного, но угнетало ее.
Наконец, он сдвинулся с места, где стоял, словно пригвожденный, после того как она ушла. Он надел в прихожей пальто, вышел и закрыл дверь на ключ.
На улице по-прежнему мело, те же самые закоченевшие снежинки ложились на землю и вихрились в воздухе. Ночь, тишина. Он долго ходил. Мерз, но ходил. Мерз, но ходил. Летучие мыши дольше обычного терзали его, не давали ему покоя…
Через несколько дней он заболел. Сильная простуда. Неделю пролежал в постели, не покидая «Леккен». Слуга Георг выполнял роль postillon d ’amour, посыльного между двумя влюбленными.
IV. Зеленый акант[8]
После ледяного ветра и снегопада, после холодных дней с минусовой температурой в десять-двенадцать градусов погода вдруг резко изменилась, в самом конце ноября потеплело, будто бы весной повеяло. Городские газоны и остатки травы в районе Акер не пострадали особенно от мороза, они снова как ни в чем не бывало явились миру, зеленые, да, точно зеленые светлячки под деревьями, где копилась осенняя сырость, прикрытая засохшей листвой, или прямо возле черной осенней вспашки. До чего странным казалось это весеннее оживление. Фьорд не скрывал больше многообещающего бега горных гряд, люди ходили и диву давались. Не понимали, но чувствовали этот весенний настрой. Весна поздней осенью, после того как они уже пережили и снег, и всякие неприятности! Весна, действительно будто весна, но стоит поднять голову и взглянуть на верхушки деревьев, и сразу поймешь: нет, обман, зима, зима! Ветки, ведь, совсем закоченевшие, застывшие, безжизненные!
И собаки в эти странные дни справляли свой праздник. Они бегали по газонам дворцового парка, разбрасывая во все стороны мертвую листву, и энергично рыхлили землю. На одной из дорожек стоял разгневанный садовник и бормотал: «Эти, что пишут в газетах, будто газоны в парке здесь красивые. Кто ж спорит! Пусть придут теперь сюда эти сочинители и полюбуются. Лучше б написали, чтоб народ собак попридержал и не позволял им разгуливать, где хочут, вот мой совет!»
Ночи тоже установились теплые, и небо приобрело особый, характерный нежный темно-синий цвет — весеннее небо, холодное и без звездочек. Круглый бледнолицый месяц нависал над городом, освещая его мертвенным светом.
Стоял один из таких ноябрьских дней. Улица Карла Юхана[9], главная артерия города, уже с утра была многолюдна. Но около трех часов дня, когда народ начинал подниматься к королевскому замку и прогуливаться по улице Драмменсвейен, наступал заход солнца, который воистину казался сплавленным из крови и раскаленного железа. Буйный закат. Несколько тяжелых туч круто развернулись над горными грядами на юго-западе, потом достигли улицы Карла Юхана, нависли над тротуаром возле университета и потянулись далее к западу, окрашиваясь в кроваво-красный цвет при прохождении зарева между комплексом Петерсборга и крышами домов в районе Вика. Выглядело так, будто зажгли огонь в каждом, кто поднимался к королевскому замку. Даже самые черные зимние пальто пламенели и светились, словно факелы.
8
Акант — растение из семейства
9
Улица Карла Юхана — главная улица в Осло, проложена в середине XIX века от Центрального железнодорожного вокзала до Королевского дворца; названа именем короля Швеции и Норвегии Карла Юхана XIV, Бернадотте (1763–1844).