Полковник Гаввард умел ценить в своих врагах достоинства и он поклялся не отступать: в этом поединке Маршан должен был быть сломлен на славу Британии, во славу британской короны, черт побери!..
И кулак полковника Гавварда тяжело опустился на стол…
Но ответственный агент Гавварда, эта женщина, эта киноактриса до сих пор не добилась никаких определенных результатов, а Гаввард хорошо знал — что неуловимая рука настойчивого врага принадлежала именно Маршану и никому другому… Об этом говорили все донесения агентов, об этом догадывался сам Гаввард… Борьба с большевиками отступила на второй план, на первом плане оказывался агент дружественной державы, этот Маршан с его лисьей улыбкой и способностью поспевать повсюду…
Поэтому во время очередного доклада Стильби полковник Гаввард еще раз стукнул кулаком о стол:
— Один кончик нити, Стильби!.. Один кончик нити и мы доберемся до главного… Хотя бы одного, второстепенного агента Маршана заполучить в свои руки… Вы понимаете, майор?..
Майор Стильби ответил, что он понимает, но как это сделать, годдем?!.. До сих пор, по крайней мере…
И майор Стильби осмелился намекнуть на то, что госпожа Анна Ор, которая…
— Молчите, — сказал коротко Гаввард…
Майор Стильби пожал плечами: роль Анны Ор хорошо была ему известна, ему, помощнику начальника британской разведки, но если британскому офицеру приказывает молчать его начальник, то он молчит.
Стильби спросил:
— Никаких приказаний, сэр?..
— Все по-прежнему… И помните, Стильби, всю энергию, все…
Он не успел докончить: вошедший сержант доложил о приходе Томсона…
— Пусть он войдет, — приказал Гаввард…
Томсон был явно расстроен… Его длинное лицо носило все признаки беспокойства.
— Опять, — сказал он, когда Стильби удалился…
Полковник Гаввард сжал губы:
— Когда?..
— Сегодня… Прокламации у пяти матросов и одного боцмана.
— Арестованы?
— Да…
— Допрос?..
— Произведен.
— И?..
— И те же результаты. Нашли на баке…
— Черт побери, — сказал Гаввард, — это становится неприятным. Эти люди давно служат во флоте?..
— Трое всю кампанию… Остальные один год…
Сержант снова доложил:
— Мистер Казарин…
— Пусть войдет…
— Я мешаю? — спросил Томсон.
— Нет, можешь остаться… Мистер Казарин, я должен довести через ваше посредство до сведения вашей разведки, что она работает плохо…
Казарин спросил медленно:
— Что-нибудь случилось, сэр?..
— Ничего особенного… Но наши агенты сообщают о попытке агитировать среди моряков британского флота… Это в третий раз.
Глаза Казарина блеснули:
— Я доложу, сэр… Но ведь, кроме нашей разведки, имеется, если не ошибаюсь, британская разведка и она также ничего не может сделать?..
— Это не входит в вашу компетенцию, — сухо сказал Гаввард…
— Будет передано…
С минуту они молчали… Затем Гаввард сказал:
— Мистер Казарин, вы свободны…
Шпоры щелкнули: Казарин вышел… Томсон сказал:
— Энергичный малый…
— Хороший офицер, — коротко ответил Гаввард, занятый мыслями об агентах Маршана…
Он спросил:
— Сколько человек команды на «Адмирабле»?..
— Сто двадцать…
— Биографии всех известны?..
— Вполне… Можно положиться…
— Наверное?
— Да.
Томсон добавил, припоминая:
— Кроме… кроме двух…
— Кто такие?..
— Один индус… Другой ирландец…
— Как имена?..
— Индуса зовут Абиндра… Ирландец — О’Тайль… Карандаш полковника Гавварда аккуратно отметил на бумаге имена…
Затем он сказал:
— Я думаю, Томсон, надо удвоить караулы на судах…
— Сделано…
— Следить за подозрительными…
— Сделано…
Кулак полковника Гавварда стукнул по столу в третий раз.
— Будь я не Гаввард, мое имя хорошо известно во многих местах, если я не заставлю отозвать отсюда Маршана и не оставлю инициативы за нами… Годдем, моя двадцатилетняя служба тому порукой…
Томсон сказал, выпуская клуб дыма из трубки:
— Еще бы…
В шесть вечера Сергей Казарин заехал за Анной Ор, как было условлено: они должны были поехать кататься за город. Анна Ор была немного бледна, она сослалась на головную боль…
Глаза его были опущены, когда он сказал:
— На воздухе головная боль пройдет…
Его голос был ровен и спокоен…
Со стороны никогда нельзя было бы подумать, что эта пара людей, очень красивая черноглазая стройная женщина в нарядном манто светло палевого цвета, в широкой шляпе с нависшими над глазами полями и гусарский офицер, садящиеся в автомобиль, что эти люди были обуреваемы самыми противоположными мыслями…
Когда автомобиль вылетел на широкое шоссе за городом и, мягко покачивая, понес их в обагренную закатом даль, Анна Ор сказала почти ласково:
— Я, правда, не должна была поехать кататься…
— Вы ведь не заняты сегодня?..
— Съемки нет…
— А других дел тоже нет?..
— Почем знать…
Шофер дал гудок: навстречу ехал пикет, охрана побережья…
Мельком взглянув на всадников, исчезнувших в сумерках, Казарин сказал рассеянным голосом:
— Какие могут быть дела у киноактрисы?..
Заметив улыбку актрисы — он извинился.
— Простите, конечно…
Автомобиль мягко понесся по берегу моря… Слабый шум прибоя заставил Анну Ор повысить голос:
— Вы, конечно, про себя, подумали: кино, любовники. Но это не так просто…
Она искоса взглянула на своего спутника: он показался ей неожиданно постаревшим и усталым… Сквозь спокойное холодное выражение лица этого вылощенного гусарского офицера проступило, показалось актрисе, — какое-то чужое, никогда до сих не виденное лицо другого человека…
И голос был тоже чужой, голос ответивший мягко, почти грустно:
— Нам всем приходится много работать… Что делать: такая судьба, такая эпоха… О нас будут говорить: пушечное мясо истории… О нас будут писать…
Он прервал самого себя и прежний Казарин, спокойный, уверенный в себе и хладнокровный, наклонясь к Анне Ор, сказал, улыбаясь:
— Но, во всяком случае, любовные истории занимают у вас много времени… Этого вы не можете отрицать…
Она запротестовала, смеясь… Тот, чужой, который на мгновение выглянул из-под казаринской маски, взволновал ее странным, незнакомым волнением… Актрисе показалось, что на мгновение она прикоснулась к чему-то огромному и важному, к какой-то огромной, неведомой ей тайне, это прикосновение было почти реальным… Но длилось только один момент…
— Странный человек, — пронеслось в голове актрисы…
Они замолчали, покачиваясь в автомобиле, и отдались каждый своим мыслям…
Только две фразы были еще сказаны за все время прогулки…
Когда автомобиль въехал обратно в город и понесся по Пушкинской улице — Казарин кивнул на двухэтажный дом:
— Французское командование…
Анна Ор мельком взглянула на стоявших у ворот солдат в французских кепи…
Вторую фразу сказала она, когда Казарин помог ей выйти из автомобиля:
— Вы не должны дурно думать обо мне… Я…
Наклоняясь и целуя ее руку, Казарин сказал вполголоса:
— Я не думаю о вас дурно…
Он выпрямился и сказал:
— Ни о ком из нас нельзя думать дурно: мы все одинаковы…
Поднимаясь по лестнице, Анна Ор пыталась разгадать, что могли означать эти слова… Записка Маршана, найденная на столе в номере, отвлекла ее от этих мыслей:
— Прошу придти в девять в кабаре «Арлекин». Необходимо. М.
То, что всегда осторожный Маршан оставил ей записку, несколько удивило актрису… Она перечла записку, не нашла ничего нового и, спрятав в бювар, прилегла отдохнуть…
Лицо Казарина с тем неуловимым, странным выражением, которое промелькнуло перед ней, на один момент снова проплыло перед ее глазами… Она почувствовала странное, давно забытое ощущение…