— Вы просили пересылать свою почту по этому адресу? — невинно спросил Лешка. Это он так пошутил.
Я посмотрел на него.
— Именно так.
Второе письмо было адресовано мне. Имя получателя написано совершенно ясно: Nikita Nobory. Никита — это же я так Анне представился в первый день. Она, правда, по имени ко мне никогда не обращалась, все «вы» да «вы» — понимала, что это очередной псевдоним. А вот о фамилии, естественно, речи никогда не было. Поэтому Анна подумала, возможно, не без некоторого ехидства, о Nobody как о господине Никто. Но чтобы такое явно значимое и распространенное слово не вызвало подозрений на почте, она написала его, как его иногда произносят. А дальше C/o — Care of — и свое имя и адрес. Не знаю, распространено ли это обычное для западных стран обозначение в Эстонии, но факт остается фактом — письмо дошло.
Лешка, пока я крутил в руках письмо, то и дело посматривал на меня.
— Сколько ей, ты говорил, лет было? — не выдержал он.
— Семьдесят, может быть, больше, — кратко ответил я и разорвал конверт.
«Я знала, знала, несносный вы человек, что вы доберетесь и до моего почтового ящика, — писала Анна по-английски ровным, аккуратным, легко читаемым почерком человека, у которого в голове все выстроено четко и скрывать которому нечего. — Тем лучше. Не могла же я оставить вам письмо на стойке в гостинице».
Теплая волна разлилась у меня по груди. Лешка снова с недоуменным любопытством взглянул на меня.
«Я еще раз обдумала всю ситуацию, — читал я. — Вы, как всегда, правы. Мне нет смысла сидеть на месте и ждать, пока они сделают свое дело и я смогу вернуться домой. Я написала им о сыне хозяина — пусть отрабатывают свои зарплаты. Но вы же такой упертый — вам непременно надо до всего докопаться самому. А это — время, и я не хочу злоупотреблять вашим временем. Была бы я под рукой, вы бы шли дальше и дальше. А так меня нет — и вам придется возвращаться к нормальной жизни».
Кудинов прямо голову себе откручивает: то на дорогу смотрит, то на меня. Ничего не понимает — а он любит понимать.
«При всем при этом мне было весело — я закисла в своем качестве пенсионерки. Надеюсь, что и вам не было скучно. Ваша Анна».
И постскриптум: «Если вдруг будет желание, я пару дней поживу в Хельсинки в отеле, название которого похоже на то, где мы встретились. Не ошибетесь».
Я читал, а отмечал только то, что касалось наших отношений. «Вы, как всегда, правы». А ведь она все время только со мной спорила. «Они» подчеркнуто. Это про полицейских. Я сначала подумал, что это она меня уязвить хочет: мол, полиция-то разберется с тем, что мне не по плечу. Но и «им» подчеркнуто, а дальше про меня совсем без издевки. И это «Ваша» в конце. И предложение выпить в баре через пролив. Пару дней она дала мне, чтобы добраться до этого письма — так что тупицей и неумехой она меня не считает. Не считала.
— Прощения просит? — спросил Лешка. Я же ему как другу рассказал и про свои переживания в связи с Анной.
Я покачал головой.
— Хотя…
— Данные противоречивые, — констатировал Кудинов.
Мне не хотелось ничего объяснять — все ведь обернулось совсем не так, как думалось Анне.
Еще я позвонил Ольге. Она же ждала меня на ужин, хотя его точно придется отложить на неопределенный срок. Я сказал, что мне нужно будет улететь вместе с человеком, с которым я встречался. Что, в общем-то, было правдой. Я даже не понял, была ли Ольга этим огорчена или почувствовала облегчение. Как-то странно она отреагировала. Я не успел над этим задуматься, как она сказала:
— Я тут подумала… Я, наверное, лучше скажу тебе, как есть.
— Хорошо, давай.
— Я хочу ребенка.
О как!
— Я не знаю, встречу ли я еще мужчину, который станет для меня всем. Но я не могу больше жить одна. Мне нужен кто-то, кого я буду любить.
Я молчал.
— Ты здесь? — спросила Ольга.
— Я слушаю тебя, слушаю.
— Ты понимаешь, о чем я? Конечно, понимаешь. Я не смогу бросить работу, мне придется найти няньку. Но каждый день я буду просыпаться и буду засыпать с существом, которого я люблю и которое будет меня любить.
Лешка снова внимательно посмотрел на меня. Чувствует, что какой-то серьезный разговор, и опять удивляется, как за такое короткое время у меня такой разговор мог с кем-то возникнуть.
— Я сейчас так свободно с тобой говорю, потому что знаю, что ты не появишься вечером и, может быть, я вообще никогда тебя больше не увижу. Мне такого человека как раз и хотелось найти — не могу же я попросить сделать мне ребенка своего менеджера по импорту.
Ольга тихонько засмеялась.
— Хотя в качестве племенного жеребца он на две головы выше меня, — догадался я.