Похоже, я перестарался. Едва Анна успела развернуться на ближайшем перекрестке, а я — забросить в багажник сумку и устроиться на сиденье пассажира, как из соседнего дома торопливо вышла женщина. Та самая, которую я по приезде успел разглядеть в окне — в очках в роговой оправе и с седыми кудрями. На ней была длинная вязаная кофта, из-под которой торчала черная шерстяная юбка. Ноги болтались в коротких резиновых сапожках — видимо, она впопыхах влезла в них, заметив, что мы уезжаем. Но в остальном это была чистенькая, одетая по-деревенски, но все же дама — такая леди-фермерша.
— Черт, — выругалась Анна.
Действительно, я же по-эстонски не говорил, да и на эстонца похож не был. А соседка, семенившая по тропинке палисадника, явно намеревалась с нами поговорить.
Анна, притормозив у калитки, поприветствовала ее. Я-то различил только имя, Марет.
Из дальнейшего обмена репликами, которые я выслушивал с умным видом, я не разобрал ни слова. В этом прелесть финно-угорской группы: вы можете знать дюжину романских, англо-саксонских и славянских языков, но ни один корень и не намекнет вам, о чем идет речь.
Но Анна вдруг повернулась ко мне и неожиданно спросила по-русски:
— Мартирос, вы же сможете приехать на неделе и посмотреть котел моей соседки?
— Не проблема! — отозвался я с соответствующим моей новой национальности акцентом. Хм, Мартирос! Большинству людей с ходу пришло бы в голову имя попроще, типа Армен. Хотя, возможно, у Анны знакомый армянин был именно Мартирос.
— Вы дад-дите мне свою эт-ту, как ее, кар-точку? — тоже перейдя на русский, наклонилась ко мне Марет.
У нее были огромные, деформированные толстыми стеклами очков глаза бледно-голубого, какого-то линялого старческого цвета. Губы были тонкими, совсем бледными, и вы бы их не заметили, если бы не чернеющая щеточка усов под острым носом. Между слишком ровными и белыми, чтобы быть настоящими, зубами застряло что-то зеленое, вероятно, веточка укропа.
— Карточки у меня с собой нет, — сказал я, делая вид, что собираюсь залезть в карман. Почему-то мы так делаем при людях, будучи уверены, что там нужной вещи нет. Чтобы это прозвучало более убедительно? Вот, мол, я даже готов вывернуть карманы!
— Я дам тебе его телефон, — сказала Анна. — Когда вернусь — наш мастер опаздывает на автобус.
— Так я поз-воню вам, — снова нагнулась ко мне Марет. — Эт-тот, как сказать, кот-тел стал шуметь. Оч-чень стал.
Судя по интернету — а я посидел там после отъезда Джессики с Бобби, — мне казалось, эстонцы не любят говорить на языке тех, кого многие из них считают оккупантами. Ничего подобного — говорят с удовольствием и не забыли! Странно только, что Анна, еще в свою бытность Мати, уверяла меня, что не говорит по-русски.
Женщины обменялись еще парой фраз на эстонском, и Анна нажала на газ. Губы ее по-прежнему были растянуты в любезной улыбке, но слова, которые она пробормотала себе под нос, могли быть только ругательством.
— Анна, — спросил я на одном из своих трех родных языков, — почему вы сказали мне, что не говорите по-русски? Вы же знаете этот язык ничуть не хуже, чем английский. А мы все это время были с вами одни.
Моя спутница нашлась не сразу. Она сделала вид, что сосредоточилась на езде по узкой дорожке. Водила она и вправду отвратительно: то тормозя без причины, то резко посылая машину в закрытый поворот. Анна посмотрела в свое окно, как если бы я ничего и не спрашивал. Но я не отводил взгляд.
— Вам все надо понимать, — ворчливо, голосом прежней Мати, произнесла она по-русски. — Захотела и говорила по-английски.
Я подумал сам.
— Вы хотели быть уверены, что вам на выручку послали не какого-нибудь чиновника, последние двадцать лет просиживающего штаны в московском кабинете, а человека, работающего в поле? — предположил я.
— Что значит «в поле»? — не поняла она.
— Ну, как вы работали.
Анна дернула плечом, но я знал, что был прав.
— А потом уже было как-то глупо признаваться, — продолжил свои догадки я.
— Какой же вы все-таки несносный человек, — сказала Анна, впрочем, совершенно миролюбиво. — Вам обязательно всегда быть правым?
— Да. И только в этом я не прав, — признал я.
Мы замолчали. Машина выехала из Вызу. Слева и справа раскачивались во мхах и черничниках ровные, как мачты, сосны. Но ничто не могло отвлечь меня от Анны за рулем. Я-то вот пару раз за все время, но тем не менее ездил на автодром Конторы, где проверяли мои навыки вождения по извилистой дороге, по льду и в снегу. Анне, похоже, от этих занятий удавалось отлынивать.