В Краков она перетащила его на собственную погибель. Предполагалось, что он станет вторым режиссером у Лапинского, который ставил очень редко, зато выдающиеся вещи. Краковское телевидение решило разориться на производство, я видела результаты, некоторые отрывки просто отличные. Помню, все удовольствие при их просмотре отравляла мне слезами и отчаянием Мартуся, оскорбленная в своих лучших чувствах. Я очень хорошо ее понимала и сочувствовала от всего сердца, ведь ее обвели вокруг пальца, с большой ловкостью использовали и отшвырнули за ненадобностью, а она уже настроилась сделать большую карьеру. Режиссера ей не дали, все ограничилось должностью заведующей производством, просто смех. А этот подонок, Поренч, зацепился там, разыгрывал влюбленного, так весь и пылал от страсти… Взлетел на верхнюю ступеньку карьеры краковского телевидения. Как он это сделал? Ничего удивительного, там всем заправляла пани Иза: она не только переспала со всей дирекцией, но и с этим паршивцем роман закрутила. Однако есть еще справедливость на белом свете он погорел на том, что принялся перечеркивать сценарий Лапинского, внося в него свою лепту. Большой шум тогда поднялся, гром и молнии захлестнули телевидение, но как‑то быстро все потушили, Поренчу дали пинка под зад и вышвырнули потихоньку, лишь пани Иза какое‑то время ходила с кроличьими глазками. А за то, что Мартусе он тогда грандиозную свинью подложил, пусть постигнет его, мерзавца, заслуженное наказание! Да как я могу забыть про эти ее страдания, о которых она мне все рассказала?!
Я не знала пани Изы, и ее любовные перипетии меня не интересовали ни в малейшей степени, однако с интересом выслушала эту несчастную повесть и все вспомнила. Ну как не стыдно, забыла о терзаниях Мартуси, ведь она тогда столько плакалась мне в жилетку!
Я попыталась оправдаться:
— Нет же. В общих чертах о свинстве я помню, только услышала фамилию Поренч, меня словно кто пихнул, просто хотелось убедиться, не перепутала ли чего…
— Убедиться ей захотелось! Убедилась?! Или тебе еще мало?
— Знаешь, он в обстоятельства не очень укладывался, никак я его не могла под них подогнать. Вроде бы раньше он был приписан к Эве Марш…
— Чушь собачья! — выкрикнула Мартуся, извергая огонь, пламя и поливая их мстительным ядом. — Это он сам трепался о таких вещах, вешал людям лапшу на уши, горло драл, особенно перед бабами, которые могли ему пригодиться. Да нет, не только в смысле карьеры, просто помогли бы проникнуть в нужную среду — познакомить с нужными людьми, одолжили бы денег, которых он никогда не отдаст…
— Если не ошибаюсь, то ты тоже…
— А как же! Ясно, я тоже попалась на эту удочку!
— Но говорят, с Эвой Марш он и жил вместе…
Мартуся злорадно захихикала.
— Все правильно. Жил. Вместе. На одном этаже в двух разных квартирах и совершенно случайно. Она там давно проживала с родителями, а он снял квартиру у типа, который вечно уезжал за границу и в той квартире почти не бывал. Вот это у него называлось «вместе».
— Но вроде бы считалось, что они стали парой…
— Кто так считал? Кто так говорил? Ты это от нее самой слышала? Нет, это он давал понять, причем так деликатно, что духовой оркестр по сравнению с ним — тишь да гладь. И на нее же бочку катил, преподносил в таком духе, что это она пылала к нему страстью, а он — нет! Потом из вежливости согласился — надо же уступать дамам — она уперлась: будем вместе писать сценарий, и он опять согласился, и не знаю, что он там еще наплел. А все было как раз с точностью до наоборот.
— А ты откуда знаешь?
— От него самого. Надо было слышать, КАК он об этом рассказывал, даже солгать толком не умеет! У него то и дело вырывалась правда, шила в мешке так и не смог утаить. Возненавидел ее смертельно, и уж чего только о ней не наплел! Из себя строил мученика, а она, гетера бесстыжая, использовала его, обманула и выставила, так что он вынужден был бросить ее.
— Вроде не очень‑то последовательно…
— А он не дает себе отчета, что заврался. И возможно, меня считал кретинкой, так не очень‑то и старался выдумывать. Он ведь внешне хорош, — ты видела его, знаешь, внутри же, тьфу! — одна мерзость. Сверху посеребрено, а внутри дерьмо. Даже если бы она с ним… да нет, не совсем ведь потеряла голову, а если головка слегка и закружилась, все сразу прошло, лишь только приступили к сценарию.
— А к какому сценарию? — не очень поняла я.
Тут что‑то не так, кто‑то напутал. Или я не так поняла, или соседка плохо подслушивала, или папаша позволил обвести себя вокруг пальца.