— Уверена, что он был мертвый? — одновременно спросила я. — Ведь мог слететь с лестницы и только малость разбиться.
Магда, оказывается, проявила чудеса мужества и самообладания и не преминула этим похвастаться.
— А я потрогала его! Был холодный как труп. Нажать на него у меня не хватило храбрости, но, кажется, уже застывший. И вообще невозможно, чтобы живой человек так выглядел!
— Так кто же это был? — повторил Островский.
— А что, разве я этого еще не сказала? — удивилась Магда. —Заморский!
— Юлиуш Заморский?
— Вот именно, Юлиуш Заморский.
— Ты уверена?
— Разве что у него есть брат–близнец Так о нем мы никогда не слышали.
Я взглянула на Островского. Казалось, он был перед отчаянным выбором; не знал, на что решиться: навсегда остаться рядом с Магдой или немедленно выскочить из моего дома.
— Сущий падеж пиявок! — вырвалось у меня с неподдельной радостью.
Оба моих гостя замерли.
— Как вы сказали? — не понял Островский.
А Магда сразу навострила уши.
— Это можно воспринимать как оскорбление?
— Если пиявки ведут себя как паразиты, высасывают из живых людей пропитание и, переваривая, разбухают, извергая его в виде… дерьма.
Магда сразу поняла, в чем дело, и похвалила меня за сравнение.
— Согласна с тобой, знаю такого, что разбух до того — вот–вот лопнет. Интересно, а что этот там делал?
Островскому хотелось задать нам сразу сто вопросов — по нему было видно, но я не дала журналисту такой возможности. Тут дела поважнее.
— А теперь, Магда, ты вся внимание. Вот я вижу — на тебе узкая юбка. Ты нагибалась, когда ощупывала его? Или присела при этом?
И опять умница Магда все поняла.
— Нет, не приседала, я только нагнулась. Знаю, почему спрашиваешь. Я с самого начала вспомнила о необходимости соблюдать осторожность, чтобы ничем не измазаться.
— Я не совсем это имела в виду, ну да не важно. Ты спустилась до конца лестницы?
— Иоанна, уж слишком ты хорошего обо мне мнения. Я где остановилась, там и вросла в землю. Он свалился не вверх ногами, это ужасная его морда была ближе ко мне, так зачем мне спускаться? Достаточно того, что я отважно его пощупала и стала подниматься. Задом. И ни разу не споткнулась, что и меня удивляет.
Я не жалела похвал отважной женщине. Островский открыл было рот, но опять закрыл его, так ничего и не сказав.
— Тебя кто‑нибудь там видел?
— Не знаю. Очень надеюсь, что нет.
— А что ты сделала потом?
— Попыталась думать, но это у меня не получилось. Недалеко оттуда находился наш медпункт, там обычно дежурят сестры, и туда приходят за медпомощью сотрудники телевидения, если нужно. Я открыла дверь, увидела там много людей, крикнула, что на лестнице лежит труп. Дверь за собой сразу же закрыла и убежала, возможно, меня не узнали. Но чувствовала себя так паскудно, что мне ничего лучшего не пришло в голову, как сразу мчаться к тебе. Тем более ты ближе всех живешь, и дорога прямая.
Тут наконец очень взволнованно заговорил Островский.
— Может, лучше было, не называя себя, позвонить в полицию. По любому телефону на телевидении.
— Они же там записывают передачи, и мой голос знают, — разумно заметила Магда.
— Столько всего лезет в голову, не знаю, с чего и начать, — продолжал Островский. — Ты права, Магда, я вот тоже ломаю голову, почему он там оказался. Зачем полез на склад? Сам, по доброй воле, или его кокнули в другом месте и уже потом сбросили с темной лестницы? Если так, то кто и почему? Мне бы следовало уже там быть, но не могу. Откуда, спросят, я узнал о происшествии? Сами знаете, как к прессе относятся, а я ведь та самая пресса, которую никто не любит. И выдумать никакой подходящий предлог не могу, ну ничегошеньки в голову не приходит! А я даже намекнуть не имею права.
— Не переживайте, в другой раз намекнете. Зато если Магду выявят, то у вас сведения из первых уст!
— Ты думаешь, меня могут выявить? — встревожилась Магда. — Очень бы не хотелось, ведь что я им скажу? Зачем я туда поперлась?
— Как зачем, ты поперлась в медпункт. Понятия не имею, что они там делают, но уж ты сама придумай предлог. Что‑нибудь у тебя со здоровьем не в порядке или… ага! Тебе как раз захотелось узнать, что они там делают. В крайнем случае все вали на меня.
— Но если ты скажешь правду, тогда сразу привлечешь внимание к Эве Марш.
О, холера. И в самом деле, Эва Марш… Несчастье всей ее жизни, самый ненавистный ей человек обнаружен в виде трупа в подземельях телецентра… Враг номер один! Любой дурак решит, что это она руку приложила. Или как‑то иначе связана с его гибелью. Даже если и связана, я буду последней, кто привлечет внимание к ее особе. Скорее, уж я на себя попытаюсь перенести подозрение.