Лялька опять призвала меня к порядку:
— Ты же обещала назвать точную дату и время!
— Правильно, минутку, загляну в свой календарик.
Заглянула и продиктовала Ляльке все, что требовалось.
Пошли дальше.
— Пока я еще не знаю, как пришили Поренча, — недовольно заметила я, — Вайхенманна же и Држончека прикончили одинаково — выстрелами из огнестрельного оружия. Заморского огрели по голове твердым и весьма декоративным предметом, а вот что случилось с Поренчем — понятия не имею, и, знаешь, даже боюсь, что Мартуся не владела собой… никак не могу до нее дозвониться, ни до нее, ни до ее дочки. Но она вряд ли носит при себе предметы убийства, а поскольку Поренч все же живет в Варшаве, скорее всего, не ожидала, что встретит его в Кракове, и не могла подготовиться.
— Ты сказала, что там здание старое и все кругом каменное, — задумчиво произнесла Лялька. — Мог случайно свалиться какой‑нибудь камень.
— Кто знает…
— Послушай, а у этой држончки — есть такая декоративная травка, — у Држончека что нашли?
— Тоже отпечатки пальцев, множество текстов в компьютере и прорву бумаг. Преимущественно отрывки «художественных» произведений, вроде бы он наметил себе три новых сценария, один хуже другого. И попытки переделки в кинофильмы нескольких книжек, среди них одна, которую я очень люблю, и уже за одну эту книгу своими руками бы его придушила!
— Меня как‑то не удивляет, что ты числишься у полиции в подозреваемых, — логично заметила Лялька. — Да и Эва очень подходит, ей просто невероятно повезло, что она уехала из Польши. А не найдется ли еще кого, кто был бы прикончен так же или похоже?
Я прямо‑таки обиделась за наших нерасторопных убийц.
— Смеешься? Со времен Шекспира… хотя нет, еще начиная с Гомера до наших дней набралось бы несколько сотен.
— Нет, оставим в покое мертвых, что они могут? Разве только пугать по ночам. Я лично не верю ни в какие проклятия мумий. Ну представь себе: какая‑нибудь Эмилия Бронте, дочь пастора, в качестве привидения хватает пушку и палит из нее. Тут у вас кто‑нибудь заинтересовался такой массовой гибелью творческих работников?
Я подумала, ответила не сразу. Озадаченная и озабоченная, пришла к выводу, что не могу дать определенный ответ.
— Видишь ли, точно не знаю… Из опасений подставить Эву Марш я не позволяла себе слишком акцентировать внимание полиции на данном прецеденте, но боюсь, что поздно спохватилась. Уже давно много чего наболтала насчет бездарных паразитов, высасывающих жизненные соки из творческих личностей наподобие кворососущих пиявиц. Причем несколько раз и в присутствии органов правопорядка. И органы проигнорировали меня, а самостоятельно им вряд ли что путное придет в головы, они в каждом конкретном случае ищут конкретные мотивы убийства, из них самые распространенные — такие жизненные, как ограбление, конкуренция, любовь–ревность–месть, ну и прочие, не обобщая явления, как такового. Мотивы литературного плана им вряд ли придут в головы, даже когда они о них услышат со стороны, они просто сомневаются, что такие мотивы могут стать причиной убийства. Правда, есть среди полицейских один, который над этим задумался, но ведь только он один. Впрочем, раз у Эвы алиби, я могу более настоятельно подсовывать им свои соображения.
— Правильно, подсунь, возможно, тогда они и раскроют преступления. Мне самой интересно. А теперь о личном…
Я не позволила Ляльке продолжать и перебила ее, поскольку мои кошки вдруг начали испускать какие‑то таинственные флюиды, причем все разом. Я‑то знала, чего они хотят, ведь их миски были начисто вылизаны. Наступило время очередного кормления. Через большое окно на террасу они видели меня и принялись воздействовать, пока не слишком давили, просто давали знать, что не мешало бы мне и о них вспомнить. Чего это я так задержалась с обслуживанием их? И они правы. Мне самой мешало в разговоре с Лялькой такое постороннее воздействие, я предпочла избавиться от своих обязанностей, тем более что они не были такими уж обременительными. Я давно разработала систему кормления кошек, отнимавшую у меня всего несколько минут.