И я неуверенно проговорила:
— Не знаю, стоит ли толкать вас на тот путь, который подсказывает мне интуиция… и не только. Я могу себе позволить навоображать, а вот вы — нет.
— Позволяйте. И расскажите, наконец, обо всем, что знаете и какие из этого делаете выводы.
— В том‑то и дело, что не очень много я знаю, а выводы делаю. И ничего не могу с собой поделать. Во всем, что мне известно, где‑то в самом глубине, а вернее, на фоне всего у меня упорно маячит фигура Эвы Марш… погодите, не перебивайте, я и сама не знаю, в каком качестве маячит. Жертва? Инспирация, то есть вдохновительница? Причина? Взгляды? Точка зрения? Волею случая на этот раз я вернулась из своего заграничного турне переполненная мыслями о ней. Намеревалась перечитать ее книги, сопоставить с их экранизацией. И еще не имея понятия, где находится автор. И еще у нас не разразилась резня режиссеров… А теперь вы уже знаете, где она?
Колебалась я недолго. К черчу мои предположения, должны и факты быть.
— Знаю. Во Франции. И вот тут специально для вас набросала график… или как вы это назовете, ее алиби. Спотыкается она лишь о Поренча, зато остальное — невинно как слеза младенца. Прошу вас, возьмите. Хотя…
Я извлекла заранее составленный мной график. Оказалось, на обратной стороне очень ценные для меня записи, да и сам график составлен небрежно, а авторучка почти совсем не писала, всего не разберешь.
— Извините, давайте я лучше вам продиктую. Бумаги у меня много, вот с пишущими инструментами плоховато…
Гурский не возражал и принялся терпеливо записывать под мою диктовку информацию, полученную от Ляльки, а заодно и мои комментарии при каждом убийстве. И как‑то не особенно прореагировал на мое замечание о том, что на Поренче Эва споткнулась.
Затем я вернулась к своим фактам, получившим такую нелестную характеристику специалиста. Ведь ясно же, что и меня он отнес к разряду излишне болтливых свидетелей с кучей недостоверных фактов.
— Оказывается, мерзкий папуля Эвы является крестным отцом Петра Петера, это звукорежиссер на телевидении и большой друг Миськи Каминской, сестры Ляльки, уже вам известной. А вот в роли такого же друга или любовника при Эве выступает некий Хенрик Вежбицкий, юрист, они держат это в тайне, но я честно предупредила, что одному из ментов расскажу, то есть вам, зная вашу порядочность, и даже дам вам номер его сотового телефона. У него тоже в голове смутные подозрения, с которыми он пока не в силах разобраться, но на всякий случай вытащил Эву из Польши в Европу, и в результате у меня получается, что вся эта жуткая резня, вся сумятица с убийствами режиссеров была задумана… была с самого начала направлена против Эвы Марш. К тому же идиотски глупо задумана. Для этой кампании был необходим какой‑нибудь из ее заклятых врагов, тут нечего далеко ходить — Поренч. Но ведь и Поренч убит, тогда что же получается? Невозможно, чтобы кто‑то был одновременно врагом и Поренча и Эвы Марш!
— Но и другом тоже не мог быть…
— Именно! А этот Петрик… я имею в виду Петра Петера, он наслушался россказней Яворчика. А Яворчика направлял Поренч, вдохновлял и науськивал. И получается, круг замкнулся, а в середине его — пустота, проклятый папуля топчется по окружности, и делайте теперь с этим, что хотите!..
Гурский задумчиво глядел в окно.
— С кем вы велели мне переговорить в Буско–Здруе? — внезапно спросил он. — С Дышинским?
— Теперь для этого не обязательно ехать в Буско–Здруй. Дышинский уже вернулся оттуда.
— А сами вы не хотите?
— Ну вы прямо как Левковский! Сговорились с ним, что ли? Нет, мне не с руки. Он не отнесется ко мне с нужной серьезностью, подумает, я собираю материал для очередного детектива. Из чувства порядочности не бросит мне на съедение незнакомого человека, а я ведь могу при этом использовать в будущей книге и самого Дышинского! Я такая! Вам же он ответит честно, без утайки, и по возможности точно передаст весь разговор с читателем. Дышинский — порядочный человек, хоть и литератор, а не какой‑нибудь прохиндей. Возможно, ему не захочется вспоминать неприятный для него разговор, но, как человек с чувством гражданской ответственности, он сочтет себя не вправе увиливать и честно передаст все представителю следственных органов.
— Прекрасно. И с Петром Петером. И несомненно, также с тем любовником… как его… Хенриком Вежбицким. А с кем еще из тех, кто никак не связан с расследуемыми преступлениями и не вызывает ни малейших подозрений?
Я сразу скисла и вздрючилась.
— Ведь предупреждала же, в голове сумятица, нужно вам самому разобраться. А вы сказали, что чуете. Что это значит?