Пальто: Я сам по себе. И Франц Лойе ждёт меня…
Режиссёр: Нельзя думать только о себе! Снимается кино! Потом эту картину станут смотреть миллионы, миллиарды!
Корреспондент: Несколько слов для нашего…
Режиссёр: Нужны радикальные, кардинальные перемены. Мало новых идей и оригинальных замыслов. Эксперимент – не в почёте. Псевдореализм обветшал и устарел.
Корреспондент: То есть, вы считаете, что язык современного кинематографа нуждается в обновлении?
Режиссёр: Да, нуждается! Нуждается! Пусть многие говорят о радикальности, однако при этом нельзя зачеркивать достижения прошлого! Старые мастера! Именно они наполнили пространство кадра неистовой духовностью!
Корреспондент: А вам не кажется…
Режиссёр: Кажется, кажется. Продолжаем! (Пальто) Итак, вы обвинитель, понятно! Запомните, как можно больше убедительности! Ведь перед вами враг, матёрый преступник! Опасность! Все в опасности! Государство в опасности!
Пальто: (растерянно) Но что же мне делать? Что говорить?
Режиссёр: И не стыдно? Взрослый человек, в пальто… Вы кто по профессии?
Пальто: Вообще-то филолог. Иногда искусствовед. Культурой занимаюсь.
Режиссёр: Лекции приходилось читать?
Пальто: Как же! В Берлине, в Ужгороде, в Миассе…
Режиссёр: Читайте, читайте нам лекцию! Но не в Ужгороде, а в Сорбонне, в Оксфорде! Перед вами – лучшие умы человечества, интеллектуальная элита! Вперёд!
Пальто: Я... Я... Я… Требую форума! Форума и кворума! Вот он – взгляните – сидит перед вами! Как невинно он смотрит в землю, можно подумать, что не он, а не он содеял этот тягчайший из грехов! Отцеубийство, скотоложство, кровосмешение – невинные забавы по сравнению с тем, что содеял он, безбилетник!
Режиссёр: Многовато, конечно, пафоса, но ничего… сойдёт! Дерзайте!
Пальто: Нравственность, именно забота о нравственности вынуждает меня быть максимально суровым! Мы…
Режиссёр: Доказывайте, аргументируйте! Перед вами враг, матёрый и опасный преступник!
Пальто: Нравственность является критерием высшим! На вчерашней выставке в Гавре, то есть, не на вчерашней…
Режиссёр: Вы как будто о другом говорили..
Рубашка: Пустите меня! Я всё как надо скажу, с подтекстом!
Режиссёр: Не мешайте! (Пальто) Что же вы замолчали?
Пальто: Милосердие должно быть суровым, а суровость – жестокой! У нас вода текла… вчера, позавчера…
Режиссёр: Что вы несёте? Какая вода, при чём тут вода?
Блондинка: Он бездарен и толст!
Режиссёр: А начинал всё же неплохо…
Блондинка: Он завалит всю съемку!
Режиссёр: Да? Ну ладно, милейший, идите на место. (Смотрит на Кепку) А если вы?
Блондинка: Очень сильный типаж.
Режиссёр: Да, в нём есть что-то робеспьеровское.
Полная: Скорее уж он на Дантона похож.
Худая: Не, на Демулена.
Полная: На Дантона, на Дантона, на Дантона!
Худая: Брось ты, Петровна. Чистый Демулен!
Полная: Нет, на Дантона! На Дантона!
Режиссёр: Да хватит вам… Демулен, Сен-Жюст... Мешаете! (Кепке) Значит, вы будете обвинять. Это злостный безбилетник, это исчадие ада! Он должен быть уничтожен, сметён с пухлых щёк вечно юной старушки Земли! Вот ваша цель! Но не наигрывайте! (Шляпе) И вы – очень внимательно! Ведь Обвинитель – ваш идейный враг, каждое его слово и даже междометие вызывают у вас острое негодование, нравственный понос, духовную рвоту. Вы должны костьми лечь за правду, бороться, бороться за человека, даже если он в принципе убог и ничтожен!
Блондинка: Глядите, а безбилетник-то не шевелится! И глаза закрыты!
Худая: Точно, глаза закрыты! И бледный-то какой!
Пальто: Нельзя было пренебрегать гуманностью, я предупреждал.
Блондинка: Он умер!
Режиссёр: Умер? Зачем же он умер? А как же мой фильм?
Полная: Фильм! У нас народ, суд, общественное мнение... Что же теперь делать?
Рубашка: Ушёл от расправы, собака!
Худая: Сердце, наверное, остановилось, вот и умер.