Берет уныло молчит
Пуговица ваша? Вы в плаще были?
Берет: Не помню.
Полная: У вас был билет? Или карточка?
Берет: Не знаю. Наверное, не было…
Рубашка: Ага, сознался!
Полная: Разве вы не знаете, что за безбилетный проезд положено платить штраф? Зачем же вы убежали от контролёра?
Берет: Денег нет… мало…
Худая: Денег нет? Ишь! А работать надо, тогда и деньги будут!
Пальто: Это, впрочем, спорно.
Берет: Я работаю.
Худая: Плохо работаешь! Все платят, а он нет! Нет, не выйдет, надо как все!
Толпа умеренно гудит.
Полная: Кто ещё желает высказаться?
Старик: Дайте мне. (молодому) Мальчик, помоги... (забирается на трибуну) Вот так, хорошо. Я так скажу – много слов, мало дела! Разговариваете, разговариваете, а враг – не дремлет! Мы раньше с ними не разговаривали! Моё мнение – всё запретить!
Всеобщее недоумение.
Полная: Вы по существу дела говорите!
Старик: По существу? А по существу так: мы в девятнадцатом с ними не разговаривали! И в тридцать седьмом! И в сорок девятом! И даже в шестидесятом! И в семьдесят…
Полная: Ближе к делу! Что вы тут цифрами жонглируете? По сути высказывайтесь, а нечего сказать, так освободите трибуну!
Старик: А говна не хочешь? Не хочешь говна-то, а?
Пальто: Он, похоже, сталинист!
Старик: Да, я сталинист! И горжусь этим! Мне ещё Брежнев удостоверение дал!
Пальто: Брежнев? При чем тут Брежнев? Какой-то политический астигматизм!
Старик: Запретить, запретить! А кто не согласен, тех по законам военного времени… Ох! (хватается за сердце)
Блондинка: Вызовите врача, ему же плохо!
В толпе невообразимый шум. Старика уводят.
Кепка: Должен заметить, что предыдущий оратор во многом был прав, хотя нельзя не признать… Его классовое сознание было сформировано… Сложное, противоречивое, смутное время!
Рубашка: Хватит философии! Старик всё верно сказал, расстрелять и точка!
Толпа очень гудит.
Шляпа: Смертная казнь отменена.
Полная: Нам не смерть нужна, а справедливое решение.
Кепка: Вообще-то и смерть может быть справедливой. Но лично мне – всё равно.
Рубашка: Верно! Смерть – это самое справедливое решение! Видели спектакль? Вот так и нужно поступать!
Пальто: Я, к сожалению, спектакль не видел, но нельзя же отождествлять искусство и жизнь.
Полная: Надо по-справедливости. Как народ решит, так и будет.
Пальто: Народ – понятие растяжимое.
Голоса: Это он загнул! – А чего, можно и расстрелять! – Давай!
Полная: Прения продолжаются!
Худая: Можно мне? (робеет) Ой… Я не знаю как тут и что, а вот только скажу: вчера купила свёклу, пришла домой, а это лук! Купила редиску, а это помидоры! Купила помидоры, а это сельдерей! Купила сыр, а это сардельки! Сколько же всё это будет продолжаться?
Полная: Продолжаем заседание!
Шляпа: Давайте отпустим этого человека и пойдём домой, смотреть телевизор. Сегодня футбол, а потом десятая серия.
Рубашка: А я предлагаю его расстрелять! Другим неповадно будет!
Пальто: Отпустить как бы нельзя, а расстреливать неэтично. Толстой и Швейцер учили другому.
Рубашка: Вспомнили! Толстой! Тогда и автобусов-то не было!
Пальто: Надо разобраться, всё взвесить. И презумпция невиновности…
Шляпа: В таком случае, надо выяснить, кто кроме многоуважаемого контролёра, является свидетелем совершенного преступления? Кто ещё видел, что этот человек ехал без билета?
Полная: Люди говорят. Народ зря не скажет.
Шляпа: Кто говорит? Конкретно? (Худой) Вот вы, видели?
Худая: (в ужасе) Я? Что же я-то?
Шляпа: Именно вы.
Худая: Я – как все, и в газетах писали…
Шляпа: Уходите от ответа. Нехорошо.
Худая: (кричит) Нет! Не видела я! Не видела! Сначала говорят, что он, а теперь – вроде как и не он! Я – как все!
Шляпа: Получается, что кроме контролёра свидетелей нет.
Контролёр: Я восемнадцать лет билеты проверяю! Или даже двадцать шесть! Меня всегда на самые трудные участки ставили – и там я работу налаживал. Воды не было, газа и даже тока, а билеты всё равно брали! Я заслуженный контролёр республики!