— Не знаю. Во всяком случае, лучше с тобой поговорить, чем ворочаться часами в постели или читать какой-нибудь очередной роман, — Луиза на несколько секунд замолчала. — Ты знаешь, мы уже не так молоды, как раньше…
— Ну что ты, любимая, ты только хорошеешь, расцветая, как редкий цветок.
— Не нужно. Саш, ты же все отлично понимаешь.
— К чему ты клонишь? Ведь тебя что-то гложет изнутри. Не просто ведь так возникает беспокойство?
— Ты прав. За пятнадцать лет совместной жизни мы родили четырех дочек…
— Замечательные дочки, — улыбнулся Александр. — Екатерина, Елизавета, Ольга и Елена.[38] Что тебе не нравится?
— То, что я родила тебе только дочек… принеся проклятье своего отца в твой дом.
— Луиза! Ты в своем уме?! Как тебе вообще пришло в голову такое говорить?
— Империи нужен наследник. И желательно не один, дабы братья были помощниками друг другу. А не девицы… Их ведь на трон не посадишь. А если и посадишь, то с неприятными последствиями. Вспомни то, какую грязь рассказывали про Екатерину II Великую. Не престол, а натуральный бордель. Правда это или нет, в данном случае не важно. Потому как в обществе утвердилось мнение, что если женщина заступает на престол, то никак не может быть добропорядочной и целомудренной особой. И эти нравы не изменить. Даже про Елизавету Английскую ходят самые разные пересуды до сих пор. А что было при жизни? Елизавету открыто называли шлюхой в Европе, хотя умерла она девственницей.
— Луиза, успокойся. У нас еще есть время и силы родить не одного и не двух малюток. Даст Бог — и наследника обретем. А нет… Вспомни, сколько воспитанников в детских приютах, над которыми ты шефствуешь, — ведь в какой-то мере они и наши с тобой дети. Воспользуемся правом на официальное усыновление, только и всего.
— Мне бы твой оптимизм, — покачала головой Луиза.
— Что-то не так? Почему ты такая грустная?
— Второй год меня тревожит головная боль. Стали частыми мигрени. И боли усиливаются. Медленно, но неумолимо мне становится все хуже и хуже. А мне всего тридцать два года. Я боюсь. Жутко, панически боюсь не справиться, не оправдать твоих надежд.
— Дорогая, что ты такое говоришь? — встревожился Император.
— Я умираю, — Луиза посмотрела Александру прямо в глаза взглядом полным горечи и страха. — Понимаешь?
— Врач…
— Смотрел. И не один. Я их очень просила тебе не говорить. Они считают, что эта прогрессирующая боль ни к чему хорошему не приведет. Но надеются на лучшее. Они надеются. У меня же надежды больше нет. Вспомни участившиеся случаи моего странного рвения к уединению и тишине? Думаешь, зачем мне это? Не знаешь? Я ухожу и плачу, уткнувшись в подушку. Голова болит так сильно, что даже слабый свет, и тот мучителен. А уж разговор, так и подавно, подобен адской пытке. У нас больше не будет ребенка, мы просто не успеем. Мы… — она отвернулась и, уткнувшись в ладони, заплакала. Александр не выдержал и поступил так, как нужно было в подобной ситуации — встал, подошел к Луизе и обнял свою жену, прижав к себе. Сам же уставился на огонь с какой-то холодной злостью, а зубы сжались так сильно, что захрустели.
В том, что произошло с супругой, он чувствовал свою вину. Дело в том, что летом семьдесят девятого они вместе посетили полигон во время демонстраций новой техники, и когда Луиза заинтересовалась показанным кабриолетом, Александр сам сел за руль, пригласив ее прокатиться. Скорость, по его меркам, была невелика — всего-то тридцать пять верст в час,[39] но внезапно лопнула покрышка и машину неудержимо потянуло к обочине. Он сумел справиться с управлением. Почти. На последних метрах тормозного пути автомобиль влетел в глубокую колдобину и резко остановился, из-за чего Луиза ударилась головой об окантовку лобового стекла. Вроде бы несильно, но… Снова, снова это чертово невезение! Прошло два года, и тот эпизод давно забылся, но очередные, четвертые, роды оказались неожиданно тяжелыми… и после них начались повторяющиеся приступы мигрени, которые мучили Императрицу со все возрастающей интенсивностью.
Александр знал об этой проблеме лучше самой больной. Ведь врачи докладывали ему лично и в подробных деталях все объясняли после каждого осмотра. Даже то, о чем не решались поведать пациентке. А потом наступала очередь консилиума, на котором уважаемые «эскулапы» думали, что да как делать дальше. Но Саша поддерживал у Луизы веру в свое неведение ради ее же спокойствия. Может быть, и зря… Неутешительный диагноз уже прозвучал несколько месяцев назад, но все же еще оставалась слабая надежда на чудо. До этой минуты. За долгие годы, прожитые вместе, Александр уже привык к тому, что Луиза — «стойкий оловянный солдатик», а тут, когда и она сдалась, ему стало невероятно больно. Ведь на его глазах уходил самый близкий и преданный ему человек, а он никак не мог ему помочь. «Чертова медицина была еще слишком убога и примитивна…»
38
Александр называл своих дочерей в честь великих правительниц России разных времен. Катю (р. 1868) — в честь Екатерины II Великой, Лизу (р. 1873) — в честь Елизаветы Петровны, Ольгу (р. 1877) — в честь княгини Ольги, жившей еще в Киевской Руси, Лену (р. 1880) — в честь Елены Глинской, второй жены Василия III, которая смогла фактически захватить власть в Московском княжестве и сделать очень много для его укрепления.