— Что вы тут делаете?
Незнакомец вскочил, и миссис Порфир с облегчением увидела, что перед ней юноша лет семнадцати, не больше. Для своего возраста он был высоким и худым, носил очки и казался совершенно хладнокровным.
— Добрый вечер, — вежливо сказал он. — Я вас слышал, но решил, это служка пришел закрывать. Я делаю оттиск с плиты.
— Выносить что-либо из церкви без разрешения запрещено, — сообщила миссис Порфир.
Юноша посмотрел на нее страдальчески:
— Разумеется, у меня есть разрешение. Я спрашивал в воскресенье у пастора. Он сказал, я могу прийти в любое время, когда нет службы. И, собственно говоря, я ничего из церкви не выношу. Только переведенное с плиты. Совсем как фотография, только много лучше. Я уже почти закончил. Хотите посмотреть?
Отступив от листа, он гордо предъявил плоды своих трудов. Миссис Порфир недоуменно поглядела на окольчуженную фигуру сэра Гая, исключительно суровую в черно-белом цвете.
— Какая уродливая, — заметила она.
— Очень и очень недурной оттиск, — запротестовал юноша. — Подол у кольчуги, возможно, немного смазан, но плита там сильно затерта. Латный воротник вышел очень хорошо. Я думал, будет чуть мудренее.
Он вернул требники и молитвенные подушечки на положенные места, убрал в карман палочку графита и свернул бумажную полосу.
— Что вы собираетесь с ним делать? — спросила миссис Порфир.
— Повешу у себя в комнате. У меня уже собралась вполне приличная коллекция. На прошлой неделе я сумел раздобыть Стока д’Эбертона. — Имя он произнес с почтительным придыханием. — Ничего великого в Маркшире, конечно, нет, но, согласно Бутеллу, есть две довольно любопытные плиты в Дидфорд-Магна. Попробую на следующей неделе перевести их на бумагу. — Он развернул над сэром Гаем ковер и вежливо добавил: — Боюсь, я вам наскучил.
Миссис Порфир этого не опровергла, но смотрела на него с интересом.
— Я ведь видела вас в церкви в прошлое воскресенье. Вы гостите в этих местах?
— Пожалуй, правильнее сказать, что я здесь живу, когда не в колледже. По крайней мере думаю, что и дальше буду тут жить. Я из «Альп».
— Вы молодой мистер Рэнсом?
— Моя слава явно меня опередила, — степенно сказал юноша. — Да, я Годфри Рэнсом.
— Мне бы хотелось знать, — неуверенно начала миссис Порфир. — То есть священник меня спрашивал... Как по-вашему, миссис Рэнсом согласится помочь с прохладительным на летнем базаре? Мне не хотелось ее беспокоить, но, может быть, вы спросите? Моя фамилия Порфир... Миссис Порфир.
— Конечно, спрошу. К сожалению, я не слишком хорошо знаю мою мать, но сомневаюсь, что это в ее духе. Однако от попытки вреда не будет.
Он пошел к выходу из часовни. Миссис Порфир последовала за ним.
— Никогда не слышала, чтобы молодой человек ваших лет говорил, что не знает собственной матери, — сказала она у хоров. — Мне это представляется неестественным.
— Детство у меня было несколько необычное, — коротко объяснил он. — Кстати, я заметил — на алтаре шесть подсвечников. Ваш пастор получил их как пожертвование?
— К сожалению, не могу вам сказать. Не знаю.
— Я спросил только потому, что отец одного моего приятеля по колледжу — канцлер епархии. У них таких подсвечников ужасно не хватает. Лично мне решительно все равно.
Они попрощались у дверей церкви. Миссис Порфир оставила Годфри прилаживать бумажный рулон к багажнику довольно потрепанного велосипеда и отправилась домой. Сначала помыла посуду, тщательно смела крошки, которые мистер Уэндон оставил на память о своем визите, а потом села за стол и открыла пишущую машинку. Столько всего надо успеть. Первым делом она разобралась с почти нечитаемой рукописной повесткой дня, составленной полковником Сэммсоном для предстоящего собрания Британского легиона. Затем составила несколько воззваний, призывающих друзей Тисового холма к подпискам. Настал черед обратиться к заботам Ассоциации нравственного благополучия. И тут в ее входную дверь, служившую также дверью в гостиную, постучали.
На пороге стоял мистер Тодмен; его желтые волосы ерошил вечерний ветерок, жесткое личико было решительно и бледно.
— Входите, мистер Тодмен, — вежливо предложила миссис Порфир. — Не хотите присесть?
Мистер Тодмен присесть не хотел. Он встал посреди комнатки и тут же перешел к делу.
— Миссис Порфир, — начал он, — вы возьмете триста фунтов?
— За что, мистер Тодмен?
— За эту конуру, миссис Порфир. Это больше той цены, которую заплатил мой папа.
— Это меньше суммы, за которую я могла бы получить любое другое жилье, мистер Тодмен, учитывая, какие сейчас цены. Вам это известно.
— Может быть, миссис Порфир, но так уж вышло, что это мой дом. А вы об этом забываете. Я предлагаю вам три сотни за то, чтобы вы съехали.
— Я не могу так поступить, мистер Тодмен.
— Вот что я вам скажу, миссис Порфир. Возьмите комнату над гаражом, где сейчас Марлен... и три сотни в придачу. Это хорошее предложение, верно?
— Я и не говорю, что плохое, мистер Тодмен. Но так не получится; вы сами знаете, что не получится. Мне бы хотелось помочь Марлен, но я не могу, мне нужен этот дом. Он мне дороже денег. Так я и сказала судье.
— Судье, как бы не так! — Мистер Тодмен пришел в такое возбуждение, что ради разнообразия отошел от одного из правил вежливости Тисбери: каждый раз повторять имя лица, к которому обращаются. — Что он понимает? Да и судья он не настоящий, а просто глупый старикан, которого вытащили из канавы, чтобы сидел в кресле и не давал людям вступить в их законные права!
— Я ничего не могу поделать, мистер Тодмен. Если закон говорит, что я могу остаться, я останусь, пока не подыщу себе другое место.
— И когда это будет?
— Не могу сказать, мистер Тодмен. Возможно, очень скоро. Возможно, нет.
Мистер Тодмен сменил тактику.
— Вы уйму лжи нагородили сегодня в суде, — сказал он.
Миссис Порфир вздрогнула, вырванная из безмятежности, которую хранила до сего момента.
— Что вы этим хотите сказать, мистер Тодмен? — воскликнула она. От страха ее голос стал пронзительнее.
Мистер Тодмен понял, что его выстрел наугад попал в цель, но явно был не способен воспользоваться преимуществом.
— Уйму лжи, — повторил он. — Я все слышал, и другие тоже. Вам бы надо быть поосторожнее, говорю вам, миссис Порфир.
— Я поклялась на Библии говорить только правду, — твердо ответила миссис Порфир. — И если я сказала хоть слово неправды, — она оглянулась по сторонам, помешкала, но продолжила с вызовом: — пусть Бог разразит меня на этом самом месте!
Мистер Тодмен был ошарашен. Он с надеждой посмотрел на нее, проверяя, примут ли ее вызов, и, увидев, что противница все еще сидит на стуле и как будто жива-здорова, медленно направился к двери. Но ему еще было что сказать напоследок.
— Я ухожу, — заявил он, — но помяните мое слово, миссис Порфир. Моя Марлен тут поселится так или иначе, и очень скоро. Закон там или не закон. Я вас предупреждаю.
— Через мой труп, мистер Тодмен.
— Если хотите, миссис Порфир!
Дверь за ним захлопнулась.
Миссис Порфир вернулась за письменный стол и вставила новый лист в пишущую машинку. Но понадобилось некоторое время, прежде чем она взяла себя в руки, чтобы возобновить работу. «Уйма лжи!» — повторила она про себя. Никто раньше даже предположить подобного не смел! А теперь... Но она же не лгала... Такое ложью не назовешь... И потом, она ведь все объяснила Богу в церкви, и он ее заверил, что понимает. Ее совесть чиста, как всегда. Но поймет ли мистер Тодмен, если когда-нибудь узнает? И тот милый немолодой джентльмен, который так странно на нее посмотрел, а затем сказал, что она может остаться в коттедже? Почему Господь предрешил возложить такую ношу на свою слабую служанку Марту Порфир? Она глянула в настенный календарь. Уже не долго осталось, прошу, Господи!
Она начала печатать письмо от имени Ассоциации нравственного благополучия и за этим занятием забыла собственные заботы. Но они вернулись снова, когда после дел на благо других пришлось заняться личными делами. В груде бумаг у нее на столе имелось письмо, которое пришло сегодня утром на ее имя из фирмы лондонских стряпчих.