— Делать нечего. Придется вам здесь переночевать, завтра на рассвете я дам вам хорошую лошадь.
— Но мне необходимо ехать сейчас.
— Послушайте, — заговорил проезжий, подходя к курьеру, — если вы не пожалеете двухсот су, я повезу вас в Париж.
— Разве у вас есть лошадь?
— Великолепная. И тележка моя катится, что твой луидор.
— Великолепно! А во сколько времени вы надеетесь доехать до Парижа?
— В два часа ночи мы будем там. Эй, девочка! Дай-ка моей лошади шесть гарнцев овса, — приказал проезжий хриплым голосом.
Курьер был высокий, широкоплечий мужчина лет сорока пяти.
Войдя в трактир, он сел у камина против своего будущего проводника и заговорил с ним:
— Так у вас есть лошадь?
— Да, нормандской породы, которая бежит по пяти лье в час.
— И экипаж?
— Красивая легкая тележка.
— Отлично, потому что у меня уже сильно болят ноги от верховой езды.
— Вы, верно, издалека едете?
— Из России.
— Полноте шутить, — сказал проезжий.
— Честное слово, — отвечал курьер и, указав на кожаную сумку, надетую через плечо, прибавил:— Нельзя поверить, что я проскакал такой путь из-за двух пустых бумажонок.
— Верно, банковые билеты? — спросил наивно проезжий.
— О, нет, — сказал курьер, улыбнувшись, — два письма. Но тот, кто послал меня за ними, ценит их, по-видимому, очень дорого.
Пока закладывали лошадь, проезжий с курьером выпили по большому стакану водки.
— Ну, теперь поедем, — сказал проезжий, — я довезу вас до Парижа в полтора часа и надеюсь, что вы не поскупитесь.
— О! — отвечал курьер. — Я заплачу вам тогда вместо двухсот четыреста су.
Заплатив хозяину, что следовало, они вышли на двор, сели в тележку и весьма быстро помчались по дороге в Париж.
— Вы, кажется, порядком устали? — спросил курьера его проводник.
— Да, признаюсь.
— Так растянитесь в тележке и спите себе, сколько угодно.
— Нет, не хочу: в лесу небезопасно.
— Полноте! Я уже более десяти лет езжу по ночам из Мелуна в Париж, и со мной никогда ничего не случалось. Я даже не беру с собой оружия.
— А я не так доверчив, — сказал курьер и, распахнув свой плащ, показал своему провожатому пару пистолетов, заткнутых за пояс. — К тому же, взгляните на меня, я и без оружия не сдамся дешево, несмотря на сильную усталость.
— Это видно по первому взгляду на вас, — сказал провожатый, принужденно улыбнувшись. — Скажите, пожалуйста, — проговорил он после короткого молчания, — к чему эти бумаги, за которыми вы так далеко ездили?
— Это два письма, касающиеся женитьбы, как уверял меня камердинер иностранного вельможи, у которого находились эти письма, они должны, кажется, устроить брак одного господина, впрочем, это не мое дело…
— Ах, черт возьми! — вскричал вдруг провожатый. — Свечка в фонаре догорела. Привстаньте немножко, — сказал он курьеру, — приподнимите подушку и посмотрите, нет ли в ящике свечки.
Курьер поднял одной рукой подушку, зажег спичку и, став на колени, засунул голову под сиденье.
В это время провожатый схватил мощною рукою курьера и вонзил ему в ключицу кинжал по самую рукоятку.
Бедный курьер испустил дух без малейшего крика. Удар кинжала убил его мгновенно.
Незнакомец посадил скорченное тело прямо, затем взял вожжи и пустил свою лошадь во весь опор.
Спустя десять минут он остановился, раздел курьера с головы до ног, взвалил на плечи мертвое тело и потащил его в лес, где и бросил.
Затем он вынул из кармана свечку, зажег ее и внимательно осмотрел тележку, свою одежду и руки — нет ли на них кровавых пятен.
Связав платье курьера и в середину положив большой камень, он отправился по дороге в Париж.
Доехав до Шарантонского моста, он бросил в реку одежду курьера, которая сейчас же пошла ко дну.
Спустя двадцать минут он подъехал к заставе и, остановясь у трактира, вышел из тележки.
— Поберегите мою лошадь, — сказал он выбежавшему конюху, — я вернусь через полчаса.
Он вошел в Париж и вскоре затерялся в толпе запоздалых жителей предместий, возвращавшихся из увеселительных мест.
В полдень следующего дня маркиз Альберт-Фридерик-Оноре де Шамери отправился к сэру Вильямсу.
— Здравствуй, дядюшка, — сказал он, — как ты себя чувствуешь?
— Плохо, — выразил слепой движением головы и проявляя некоторую радость при звуке голоса Рокамболя.
— Ты, вероятно, беспокоился?
— Да, — написал сэр Вильямс.
— Очень?
— Да, да.
— Видишь ли, дядя, ты поручил мне не слишком интересное дело. Ведь я маркиз де Шамери, известный своею честностью…
Сэр Вильямс улыбнулся.
— И разумеется, — продолжал Рокамболь, — мне было несколько трудно играть роль последнего негодяя. Маркизу де Шамери, будущему гранду Испании, пришлось путешествовать в тележке, ужинать в обществе трактирщика и кухарки… бррр!..
Сэр Вильяме продолжал улыбаться.
— Я пил водку с курьером…
Сэр Вильяме движением руки перебил Рокамболя и написал на доске:
— Бумаги у тебя?
— Конечно! Вот они.
— Ты убил курьера?
— Кинжалом, но так удачно, что он даже не вскрикнул.
И Рокамболь подробно рассказал о совершенном им убийстве в Сенарском лесу, затем вынул из кармана одесские бумаги.
— Хочешь, — спросил он, — я прочту их тебе, прежде чем сжечь?
Сэр Вильяме сделал утвердительный знак, и Рокамболь стал читать.
Когда он кончил чтение, слепой поспешно написал на доске: «Не сжигай ничего, ни под каким видом!»
Рокамболь удивился, но решил повиноваться своему мудрому наставнику.
— Что это ты, дядя, — вскричал Рокамболь, — о каком черте думаешь ты? Как! Ты заставляешь меня убить человека из-за бумаг, которые могут устроить брак герцога де Шато-Мальи с сеньоритой де Салландрера, и теперь не хочешь, чтобы я сжег эти бумаги?
«Нет, не хочу».
— Отчего?
«Надо беречь их на черный день», — написал сэр Вильямс.
— Что такое? Я не понимаю…
«Будущее никому не известно. Сеньорита де Салландрера может поссориться с тобой…»
Рокамболь пожал плечами.
«Случайность — великое дело, — продолжал писать Вильямс, — развязки бывают иногда самые неожиданные. Как знать?»
— Ты просто заврался, дядя…
«Как знать, не поссоришься ли ты с сеньоритой де Салландрера через неделю или через месяц?»
— Ты с ума сошел…
«В таком случае Шато-Мальи охотно заплатит миллион за эти древние хартии».
— И в самом деле! Идея недурна. «Вот видишь!..»
— Что же нужно сделать с этими бумагами? «Беречь их».
— А если их найдут у меня? «Ты забываешь, что ты…»
— Твоя правда, я — маркиз де Шамери, и полиции не придет в голову подозревать меня.
И Рокамболь положил бумаги в карман.
— Что еще скажешь? «Ничего».
— Что я должен делать до возвращения Концепчьоны? «Решительно ничего».
Рокамболь ушел к себе в комнаты с намерением хорошенько запрятать бумаги. Но его остановила одна мысль.
— Нет, —сказал он, — смерть человека не за горами, а за плечами. Я могу умереть завтра же. Тогда все пересмотрят, и маркиз де Шамери будет опозорен после смерти, а я не хочу этого. Самое лучшее — спрятать письма в Сюренской улице, там знают только господина Фри-дерика и не имеют понятия о маркизе де Шамери.
Выходя из дома, встретил он Фабьена.
Виконт очень таинственно улыбнулся своему шурину и сказал ему шепотом:
— Что это? Какую жизнь ведешь ты?
— Тсс! — проговорил Рокамболь.
— Тебя не видно со вчерашнего дня.
— Милый мой, — сказал Рокамболь, смеясь, — я составляю контраст с Ролланом де Клэ. Он разглашает свои любовные интрижки, а я скрываю.
— И хорошо делаешь.
— Я сейчас был у моего слепца, — заговорил опять Рокамболь.
— Бедняга!
— А теперь хочу прокатиться.
— Ты обедаешь с нами?
— С большим удовольствием. До свидания! Молодые люди разошлись, и Рокамболь поехал верхом в Сюренскую улицу.