Пеллетер, конечно, предпочел бы допросить заключенного лично, но он видел инцидент собственными глазами, и пострадавший, вполне возможно, и впрямь ничего не знал. В любом случае, с этим можно было подождать.
– Хорошо, пойдемте, – сказал Пеллетер и посторонился, чтобы пропустить Фурнье вперед, но потом остановил его. – А что начальник тюрьмы говорит обо всех этих случаях поножовщины?
– Обо всех?
– Надзиратель сказал, что таких случаев было за этот месяц по меньшей мере четыре.
Фурнье нахмурил лоб и прищурился.
– Если вы посчитали и Меранже, то этот случай третий из мне известных. К тому же Меранже, как нам известно, зарезали за пределами тюрьмы.
Летро хотел вмешаться в разговор, но Пеллетер остановил его жестом.
– Но вы, разумеется, свяжетесь по телефону с начальником тюрьмы и доложите ему о происшествии? – сказал Пеллетер.
– Начальник тюрьмы оставил меня здесь за главного, поскольку я полностью способен его заменить. Он будет обо всем проинформирован, когда вернется в понедельник. Я не вижу причины портить ему его маленький отпуск.
– Ну да, конечно.
На это Фурнье ответил коротким кивком и вышел за дверь.
Летро подступил к Пеллетеру вплотную и тихо спросил:
– Что здесь происходит?
– Заключенного пырнули ножом.
– Я знаю, что заключенного пырнули ножом, но…
– Тогда, значит, ты знаешь то же, что и я.
Фурнье уже ушел вперед и поджидал их у следующей двери. Серые каменные стены тюрьмы хранили угрюмую бесстрастность.
Камера Меранже выходила узеньким окошком на близлежащие поля. В ней хватало места только для железной койки и стального унитаза. Фурнье нетерпеливо ждал в коридоре, листая свою папку, Летро с порога наблюдал, как Пеллетер осматривает комнату.
Малочисленные вещи Меранже так и лежали в коробке на постели с тех пор, как Фурнье проводил здесь осмотр. Три книги – Библия и два детективных романа, походный шахматный набор, какие-то камешки причудливых форм, скорее всего подобранные с земли внизу во дворе, засушенный цветок и тоненькая пачка писем, перевязанных бечевкой.
Письма все были написаны одним и тем же женским почерком, с годами становившимся все более уверенным. Писем было в общей сложности четыре. Последнее – двухмесячной давности:
«Отец!
Это нечестно с твоей стороны быть таким требовательным. Ты даже не представляешь, чего мне стоит совершать эти визиты или даже просто писать эти письма. Каждый раз я твержу себе, что это будет в последний раз, что я больше не могу этого выносить. Я напоминаю себе о том, что ты сделал, и о том, что я имею все причины ненавидеть тебя, а потому должна наконец переменить свое решение. Но я по-прежнему тебя боюсь и все так же хочу сделать тебе приятное, поэтому каждый раз только корю себя, и все остается по-прежнему.
Но ты поверь, что мой муж пришел бы в ярость, если бы узнал, что мы с тобой общаемся. Он относится ко мне трепетно, но может быть и опрометчивым в поступках.
Я не обещаю нового посещения или даже письма, но ты должен знать, что всегда живешь в моих мыслях. И я буду здесь, в Вераржане, пока ты находишься по другую сторону. Вот посмотришь. Как ты правильно сказал, твоя девчушка уже полностью выросла.
Клотильда-ма-Флёр».
Остальные письма были выдержаны примерно в том же духе. В одно из них была вложена фотография супружеской четы с маленькой девочкой. Женщина на фотографии была очень похожа на мадам Розенкранц, и Пеллетер догадался, что это мать Клотильды-ма-Флёр.
Просмотрев письма, он сложил их и убрал обратно в коробку. Потом заглянул под койку, за унитаз, прощупал стены.
– Да, все как вы и сказали, – сказал он, выйдя из камеры.
Фурнье оторвался от своей папки.
– Ну разумеется.
Летро вопросительно смотрел на Пеллетера, но тот, напустив на себя вид человека, напрасно тратящего время, дал понять, что здесь ему больше делать нечего.
Фурнье повел их обратно, но они не прошли и двух шагов, как голос из соседней камеры окликнул:
– Здравствуйте, Пеллетер! – В дверное окошечко виднелось улыбающееся лицо. – Как поживает мадам Пеллетер?
Это был сосед Меранже – Мауссье.
В машине, перед тем как включить зажигание, Летро спросил у Пеллетера:
– Ты можешь мне объяснить, что происходит?
Пеллетер задумчиво смотрел на высившиеся перед ними стены тюрьмы. Даже они выглядели теперь как-то веселее с появлением на небе солнца, уничтожавшего последние следы дождя.
– У Меранже были резаные раны или колотые? – уточнил Пеллетер.