– А что… – Мартен хотел задать вопрос, но покачал головой, передумав.
Но Серьвер все еще переживал:
– Напрасно вы так со мной. Я же принес свои извинения за вчерашний вечер.
– А что произошло вчера вечером? – оживился Мартен, уже забыв, что не хотел вмешиваться.
– Да я притворился постояльцем отеля и задал инспектору несколько вопросов о Мауссье. О том, как там все было на самом деле.
Мартен не ответил ему, видимо, смутившись тем, что и сам вчера приставал к Пеллетеру с этими вопросами, но любопытство продолжало мучить его.
– История эта в свое время нашумела здесь, – заметил Сервьер. – Она вообще-то везде нашумела, и мы, как и другие газеты, следили за ее развитием, но когда стало ясно, что Мауссье могут определить к нам в Мальниво… Мы внимательно следили за этой историей, даже когда остальные уже забыли о ней… Местных все это злило. Конечно, все вроде бы понимают, что это тюрьма государственного значения, что в ней содержатся отпетые преступники, но люди просто не могут выбросить это из головы. Такие вещи не забываются и не оставляют в покое. И это, в общем, правильно.
– Но теперь-то это уже забылось?
– Да, до тех пор, пока вы не появились.
– Да бросьте, с какой стати людям интересоваться, когда и зачем я здесь появился?
– Люди имеют право знать.
– Вы намерены опять разворошить эту историю?
Сервьер не ответил. Он старательно рыскал глазами вдоль обочины в поисках следов пропавших детей.
Пеллетер смягчил тон и попробовал применить другую тактику.
– Стало быть, вам не безразлично, что происходит в тюрьме? Просто мне показалось, что между городом и тюрьмой нет такой уж большой связи.
– Да, наша газета не реагирует на каждый маленький инцидент, происходящий там, если вы об этом. «Веритэ» посвящает половину своих материалов школьным футбольным матчам и благотворительным распродажам выпечки в пользу церкви.
– И проблеме строительства вокзала, – вставил Мартен.
– Вокзала здесь никогда не будет.
– Да, городским властям нравится, когда вы, репортеры, такое говорите.
Пеллетер выдохнул густой клуб дыма, облаком завихрившийся в ночном воздухе.
– Так Фурнье…
– Заместитель начальника тюрьмы? – сказал Сервьер, пытаясь разгадать выражение лица Пеллетера. – А что Фурнье?
Пеллетер театрально пожал плечами.
– Да. А что Фурнье?..
– Фурнье держится обособленно и замкнуто. Он практически живет в тюрьме. Мы изучили его биографию, когда он только приехал сюда, но это был всего лишь кратенький сухой список. Он получил степень здесь. Работал сначала в транспортной конторе, потом в этой тюрьме. Ничего интересного. И он с самого начала не предпринимал никаких попыток познакомиться с кем-то из здешних жителей поближе. Похоже, он прирожденный администратор и не более того.
Пеллетер кивнул, так как его собственное мнение об этом человеке вполне совпадало с описанием, которое он только что получил от Сервьера. В общем-то вполне банальный типаж, даже независимо от того, насколько сильна была в Фурнье эта его административная жилка. Это его управленческая страсть. Ведь даже самая сильная страсть не всегда доводит до крайности. И все же Пеллетеру не нравилось, что заместитель начальника тюрьмы не дал ему допросить раненого арестанта и вообще что всю необходимую Пеллетеру информацию он держал под своим контролем.
– А ты что думаешь? – спросил он, повернувшись к Мартену.
Мартен заметно оживился, даже перестал смотреть на обочину.
– О заместителе начальника тюрьмы? Ну он, похоже, хорошо знает свою работу. Четко видит разницу между тем, что должно быть сделано, и тем, что делается на самом деле.
Да, только не знал почему-то, что пятеро его арестантов оказались мертвы и зарыты где-то в поле. А может, знал, только не счел необходимым упомянуть об этом?
– Он всегда злится, но тем не менее дает мне посмотреть то, что надо, – продолжал Мартен.
Кончик сигары у Пеллетера снова вспыхнул оранжевым огоньком. Сигара уже заметно укоротилась, и ее огонек, освещая напряженное от раздумий лицо Пеллетера, придавал его чертам зловещести.
– Нет, ну пустые это поиски!.. – воскликнул Сервьер, всплеснув руками.
Издалека сзади донесся рев мотора. Мартен с Сервьером обернулись – черную ночь пронзали только светящиеся точки двух одиноких фар да городских огней.
Пеллетер попыхивал окурком сигары. Сделал последнюю затяжку и выбросил окурок в лужу.
– А что вы скажете о Розенкранце? Его персона тоже понаделала здесь шуму? Он тоже здесь знаменитость, как и Мауссье?
Сервьер повернулся и снова принялся изучать обочину. Звук приближающегося автомобиля нарастал, но пока еще был далеко.