– Она навещала его там.
– А вы откуда знаете?
– Она сама мне сказала.
Розенкранц опять присосался к кружке. Выдув все пиво, он поставил пустую кружку и сказал:
– Нет, я понимаю, что староват для нее. Что иногда, должно быть, выгляжу скорее как ее отец, нежели как муж. Но вы не представляете, как я обожаю ее! Я люблю ее больше всего на свете, больше родины, даже больше своей работы!
Он постучал по стойке бара, и встрепенувшийся старик, шаркая, пошел наливать им новые порции пива.
– Нет, я понимаю, что люди могут иметь друг от друга свои секреты, я и сам так живу, вру частенько по мелочи, как и все остальные. Но зачем ей было скрывать такое про своего отца?! И зачем исчезать, не сказав ни слова? Она же знает, что это просто убьет меня!
Он взялся за новую кружку.
– Значит, вы никогда и никаким образом не общались с Меранже?
– Никогда. Я ненавидел его, даже не будучи с ним знаком.
– А с кем-нибудь еще из этой тюрьмы?
Розенкранц повел рукой, держа в ней кружку.
– Ну здесь, в городе… Может быть. Но только шапочно. На самом деле, я не знаю здесь толком никого, кроме Клотильды. И поэтому эти сволочи из полицейского участка не хотят помочь мне! – Он свирепо вытаращил глаза. – И поэтому помочь мне должны вы! Вы должны найти ее! И доказать…
– Доказать что?
– Что все, написанное о ней в газетах, – ложь!
– В газетах просто написали, что убитый был ее отцом.
– Этого уже более чем достаточно.
– Ну, это вам лучше обсудить с Филиппом Сервьером.
Розенкранц уже прикончил новую пинту и, даже не спросив разрешения, принялся за кружку Пеллетера. Он уже нетвердо держался на ногах – возможно, ничего не ел со времени исчезновения мадам Розенкранц и поэтому пьянел быстро.
Бармен заметил, в каком состоянии находится писатель-американец, и понял, что подремать ему больше не удастся.
Розенкранц начал уже горланить, рассказывать, как он познакомился с Клотильдой и как бросил ради нее жену-американку и сына, до сих пор получающих половину его писательских заработков в Соединенных Штатах.
Пять пинт… шесть… А ведь Пеллетер еще даже не успел и сигары выкурить.
Розенкранц рассказывал, как они решили поселиться здесь, в Вераржане, вопреки всем воплям в Голливуде, и как он любил эту уединенную жизнь, где находилось место только для работы и для любимой жены.
Старик-бармен подошел снова наполнить Розенкранцу кружку, но Пеллетер покачал головой, давая ему понять, что этого делать не нужно.
Шатаясь и уже почти валясь с ног, Розенкранц повернулся к Пеллетеру.
– Как вы считаете, с ней все в порядке? Не мог тот, кто приходил за ее отцом, прийти и за ней?
– Я думаю, у нее все прекрасно, – заверил его Пеллетер. – А вы вот лучше присядьте-ка.
– А то, что про этих других убитых арестантов говорят, правда?
– А что про них говорят?
– Ну, говорят, будто есть и другие убитые арестанты.
– Да, правда.
Розенкранц хотел поднять свою кружку, но заметил, что она пуста.
– Еще пива! – взревел он. – Уснул ты там, что ли? О чем только думаешь?
Старик, насупившись, налил писателю еще пива, боясь поднять глаза на Пеллетера.
Пеллетер снова предложил:
– Да вы все-таки присядьте!..
Семь пинт… восемь… Розенкранц наконец плюхнулся на табурет и сразу же положил голову на стойку бара. Сдавленным голосом он сказал:
– Я просто не знаю, что делать. Мальчишек этих искали повсюду, а до моей жены никому нет дела. Что мне предпринять?..
Пеллетер подозвал старика и спросил у него насчет такси.
– Здесь нет телефона, – объяснил тот.
Пришлось Пеллетеру идти ловить такси на улице. Серые тучи распались на белесые облачка, мелкими клочьями застывшие на сумеречном небе. Близилась ночь, опять неся с собой множество упущенных возможностей. Когда же сам он наконец сможет поехать домой к своей жене?
Такси нашлось на своем обычном месте перед кафе. Как только Пеллетер объяснил, что ему нужно, водитель сразу все понял. Туда его вызывали уже много раз.
Только усилиями всех троих, включая старика-бармена, Розенкранца удалось вывести вверх по ступенькам и затем из тесного переулочка на улицу. Американца усадили на заднее сиденье, Пеллетер сел рядом с водителем, а старик-бармен вернулся в свою пивнушку.
У Розенкранца там был свой счет, так что бармен не остался бы внакладе за сегодняшнее пиво.
До дома Розенкранца они добрались уже затемно. В прошлый раз, даже в ненастную погоду, дом выглядел милым и уютным, но сейчас казался безжизненным и заброшенным.
Пеллетер вышел из машины, и ему показалось, что в конце дорожки мелькнула тень. Не прихлопывая дверцы, он сделал несколько шагов, всматриваясь в темноту. Мелькнувшей тенью мог оказаться всего лишь шевелящийся на ветру куст… Или там все-таки кто-то был? Кто-то следил за ним? Он продолжал осторожно ступать по дорожке, не обращая внимания на нетерпеливого таксиста. Тень снова шевельнулась и слилась с оградой.