— Вообще-то есть один! — вперед вышел весьма престарелый советник. Оратор молниеносно оценил эмблему, красующуюся на его груди. — Императрица. По закону… она должна занять трон.
— Да, верно… — мужчина кивнул. — Но разве кто-нибудь позволит сесть на трон той, что долгое время изменяла нашему императору с бывшим кардиналом, держала нашего правителя околдованным, а сама, со своим любовником, правила империей? В данный момент мне уже известно, где она прячется. И известно имя мужчины, с коим она связана супружескими узами. Теперь это некий малоизвестный граф.
— Вот же потаскуха, — заметил кто-то из толпы.
— И мы… позволим ей сесть на трон?
Реакция была той, что он и ожидал — присутствующие уже люто ненавидели ее.
— Хорошо! — вышел из толпы еще один мужчина. — Допустим, ее кандидатура отметается в связи с… недостойностью. Хорошо. Но кто тогда? Среди нас нет того, чья кандидатура была бы принята единогласна. Каждый будет тянуть одеяло на себя. Стою я здесь — и уже представляю свой старый, сморщенный зад на этом треклятом стуле! — рукой он показывает на трон. — Бьюсь от заклад, господа, что каждый из вас думает уже об этом! Мы так лишь развалим Империю, если каждый заберет себе свои войска и земли.
— Поделим империю! — заорал кто-то из толпы.
И прежде чем присутствующие начали ор, мужчина поднял руки, прося всех замолчать.
— Все вы, достопочтенные, одинаково велики и равны для того, чтобы занять престол. Но разве за нашу многолетнюю историю люди не показали себя ужасными и недальновидными, полными низменных пороков, правителями?
Волна недопонимания и громких перешептываний пронеслась по толпе.
— Не понял! — вышел вновь тот самый престарелый мужчина, что выступал вторым. — К чему ты ведешь, жрец? Чтобы на трон сел кто? Ежели не человек!
— Я веду к тому, чтобы избрать на роль правителя… Бога.
И тут зал наполнил раскат громоподобного смеха.
— А, ясненько! — вышел еще один советник. — Типа править будет Бог, а ты, как представитель церкви, вещать его волю?
— Нет, — отвечает верховный жрец, после чего медленно опускается на колени. — Явись, владыка Перегил, огненный Бог, что живет в недрах земли и на самом солнце! Используй тело мое, ибо служит оно лишь для исполнения воли твоей!
Несколько секунд ничего не происходит. В зале стоит такая тишина, что где-то в толпе даже раздается несколько сдержанных смешков.
— Умом тронулся, — комментирует кто-то.
И тело жреца покрывается огнем, ярким красным пламенем. Воспламеняются волосы и одежды. Распростирающий в разные стороны руки жрец теперь похож на распятого грешника, которых сжигали в последнее время на кострах во имя Перегила.
Советники отступают назад — и является он.
Уже не тот жрец, что стоял здесь мгновение назад — его тело словно лопнуло, и изнутри вышло это существо — тело которого покрыто языками пламени, в горящих красных одеждах. Вместо его волос — языки огня, устремляющиеся вверх.
— Я — Перегил, — произносит это существо, и никто не сомневается в истинности этих слов. — И вам удалось обратить на себя мое внимание. Чего вы… хотите?
Ответить никто не смеет — всех присутствующих сковал страх… и трепет пред высшим существом, словно давящим своей мощью и величием.
— Ни одного? Никто не смеет набраться смелости, и говорить от лика толпы?
Вперед шагнула молодая женщина. Она не была советницей, но пришла со жрецом. Он сказал, что так нужно. И даже предупредил ее, что, если потребуется, говорить придется ей. Тогда она ничего не поняла — но теперь понимает. Теперь она все понимает.
— Наш император мертв.
— Мне это известно, — безжизненным голосом, немного отрешенным, говорит Перегил.
— И его дочь тоже мертва.
— Эльза была недостойна того, чтобы править, вещая от моего имени. Она очернила меня, устроила публичные сожжения, якобы для укрепления веры ценой страха. Я лично послал своего послушника, чтобы лишить ее жизни.
— Мы хотим, — и молодая жрица опускается на колени, — чтобы Вы правили нами, заняли престол и вели нас. Указывали путь, как в древние времена, когда Боги правили людьми напрямую. Пришло время… возродить те обычаи.
— Все присутствующие… разделяют это желание?