* * *
Ясным летним днем начала мая, когда на воле хозяйничала вовсю заботливая Жива, а Марена грустно сидела в своей ледяной опочивальне, перебирая новую одежду для сына, в окно вдруг влетели, громко и взволнованно каркая, три ворона. Обычно они прилетали, когда приходил черед непростого смертного, и вдруг сердце Мары пронзила та же сильная боль, которую она чувствовала в момент смерти Сивера возлюбленного. Грудь сдавило, словно каменными глыбами, было невозможно дышать, голова готова была вот-вот лопнуть, как переспевшая тыква, кровь билась в виски со страшной силой.
Где-то в Яви кто-то мучительно умирал, агонизируя, щедро теряя кровь и испытывая страшную боль от рваных ран и смертельного яда... Этот кто-то... ее дитя!
— Где это? Где это место? — страшным пронзительным голосом вскрикнула богиня, вскакивая на ноги и одним движением перетекая в обличье Змеиной царицы. — Настало время! Сын мой, я иду к тебе!
Сквозь континенты протянулась незримая кровная нить, слабая, словно робкий лучик солнца в царстве смерти, но и этого было достаточно Марене. Все ее чувства обострились до предела, она шла по этому лучу словно лучшая гончая на охоте за добычей...
Мгновенно переместилась она и попала в небольшую пыльную, разоренную неведомыми вандалами хижину. Посреди убогого помещения, на залитом кровью полу, лежал человек в черных одеяниях. Последние капли крови толчками уходили из умирающего тела, черные глаза теряли осмысленность, узкое худое лицо стремительно белело, одеваясь равнодушной маской смерти.
Марена бросилась на колени перед бездыханным телом, пачкая роскошные одежды в горячей, вязкой и тягучей алой крови, ее белые руки погрузились в черные волосы умирающего, приподнимая его голову, жадно вглядывалась она в родное, до боли знакомое лицо, так похожее на ненаглядное лицо Сивера, мужа ее любимого и единственного, и в то же время узнавала богиня и свои черты — тонкие и длинные изогнутые брови, лукавую ямочку на щеке, высокий чистый лоб...
— Не бойся, не бойся Смерти, дитя мое ненаглядное! Ты не умрешь, мама не позволит...
На измученное, застывшее в страдании лицо Северуса Снейпа посыпались крупные соленые жемчужные капли, словно теплый летний дождик...
И обняв и прижав к себе крепко-крепко наконец обретенного сына, Марена с тихим хлопком пропала из отвратительного места.
В пустой комнате засияла небольшая, но слепящая глаза искра, разрастаясь и загораясь все сильнее — Жар-птица пронзительно и горестно вскрикнула и Визжащая Хижина тут же заполыхала изнутри и снаружи...
Когда победители опомнились, на месте бывшего прибежища оборотня осталась лишь дымящаяся кучка золы.
* * *
... Северус попытался открыть глаза.
И тут же зажмурился от слепящего света.
Он обнаружил себя лежащим на огромной роскошной постели, какой не было даже в супружеской спальне его друга Люциуса Малфоя. Бренная оболочка несчастного, загрызенного змеей Лорда, директора Хогвартса царски возлежала на шелковых изумрудных простынях, по краям густо вышитых жемчугами, подушки мягчайшего лебяжьего пуха были затканы золотыми нитями и украшены сапфирами, парчовое одеяло вопреки всему не царапало кожу, а наоборот, мягко льнуло к измученному телу.
Снейп удивленно крутил головой, приподнявшись на локтях и разглядывая шикарную спальню. Такое впечатление, что он находился в ледяной пещере, стены которой состояли из красивейших кристаллов и друз разной формы и величины, искрящийся ледяной же потолок был покрыт гроздьями светящихся огоньков, от которых и разливался этот ослепляющий свет..
«Странно... я-то думал, окажусь где-нибудь на пустом и огромном призрачном вокзале Кинг-Кросс, как и положено добропорядочному английскому покойному магу, а тут... какое—то варварство. Такое дикое буйство роскоши... даже не могу предположить, в Чистилище какого народа нахожусь. Но явно, не бедняки тут проживают. Помню, вроде бы одним глазом уже видел слащаво улыбающегося и кивающего Альбуса, и вдруг раз — и оказался совершенно в незнакомом месте.»
Но, хочешь, не хочешь, а надо вставать, найти хозяев царских апартаментов, поблагодарить за приют и ночлег, и разузнать, что это за место и почему и как он здесь оказался.
Северус откинул одеяло, достойное императоров, спустил ноги на ледяной пол, покрытый огромной шкурой белого медведя, и увидел пушистые меховые тапки. Хмыкнув, он сунул ноги в предложенную обувку. В раскрытое окно веселой стайкой влетели желтые синички и красногрудые снегири, синие-синие зимородки и светло-коричневые ржанки, тут же прибежали белки и зайцы, с любопытством уставившиеся на него. Снейп понял, что сидит перед ними совершенно голый и торопливо схватил халат, висевший на спинке резного стула. Одежда оказалась тяжеловатой — впрочем, на ней было нашито несколько фунтов драгоценных камней, переливавшихся разноцветными огнями. Удивившись подобной расточительности — все же в Британии драгоценные камни были редки, чтобы вот так усеивать ими банальную домашнюю одежду — и все больше сгорая от любопытства, Северус встал.