- Черт ее знает. Генка, давай определимся четко. Самоубийство это или убийство? Захарыч, что скажешь?
- Все, что мог, я уже сказал. Возможен третий вариант? Доведение до самоубийства! То, что за час до произошедшего она трахнулась с двумя господами, тут я могу поклясться любимой тещей. И то, что кольнул ась, тоже.
- Насильно или по согласию?
- Господи, да что я там, свечку держал? Видимого физического давления не обнаружили, что же касается морального, то... Возможно, под действием наркотика.
- А что, Гена, хорошая мысль.
- Хорошая, - согласился Ермаков, обсасывая куриную конечность. - Ты мне скажи, куда делась подушка?
- "А подушка, как лягушка, ускакала от меня", - задумчиво продекламировал Захарыч, разливая очередную дозу.
- Ускакала, - согласился Генка, - как и ускакали твои джентльмены-спермодатели.
И вдруг я моментально отрезвел. Удивительно четко дошло, что все время, пока мы были там, эти самые джентльмены находились в подъезде, если, конечно, не спрыгнули с пятого этажа или не ушли через крышу, что сделать, оставаясь незамеченными, да еще с подушкой в руках, очень трудно.
- Генка, как ты считаешь, можно утопить подушку в унитазе?
- Теоретически можно, практически - сложно.
- Ты мини-рынок тряс? В смысле возможного бегства через уличное окно?
- Естественно, два десятка торговок опросили, из тех, что сидят лицом к дому. Никто и ничего не заметил.
- Тогда пойдем.
- Куда?
- В гости. Может, повезет, еще пару-тройку трупов найдем. Да и с тетей Розой не вредно поболтать по душам. По-моему, эта соседушка хитрит или что-то недоговаривает.
- Ты что, серьезно?
- Абсолютно. Душегубы, если таковые были, скрылись в какой-нибудь квартире, хорошо если в своей. А если в чужой, где находился хозяин? Если он не замешан, ему не позавидуешь. Пойдешь, Захарыч?
- Лучше здесь подожду. Можно, Елена?
* * *
Все восемнадцать квартир злосчастного подъезда были проверены тщательным и добросовестным образом, начиная с сортиров и заканчивая балконами. Ничего заслуживающего внимания не оказалось. Все на месте, все цело, замки невредимы, и, что самое ценное, - все живы. Не мешало бы убедиться в алиби хозяев трех квартир, но это так, на всякий случай. Оставалась последняя, семнадцатая. Тетю Розу мы припасли на десерт. У нее, слава Богу, горел свет. Перекрестившись, я нажал кнопку.
- Кто? - быстро, словно ожидая нас, спросил знакомый сварливый голос.
Глазок потемнел, и я жестом предложил Генке начать переговоры.
- Откройте, - начал он неуверенно, милиция.
- Ну и что? Почему я должна открывать милиции? Теперь много всяких милиций. Где документы?
Ермаков послушно продемонстрировал удостоверение.
- Ну и что? А где санкция прокурора?
- Какая санкция? - совсем растерялся Генка. - Мы же не собираемся вас обыскивать.
- Пока, - не выдержав, уточнил я. - Завтра выпишу вам повестку, явитесь к нам сами. Там будет разговор покруче. Пойдем, Гена, у нас эта дама будет любезнее.
Я рассчитал правильно. После продолжительного перезвона замков и цепочек открылась первая дверь. Затем лязгнул запор металлической двери, и наконец мы смогли увидеть тетю Розу - пышную молодящуюся еврейку лет семидесяти. Она разглядывала нас с не меньшим интересом. Очевидно, хитроумная оптическая система двух дверей не давала ей все-таки такой возможности раньше.
- Что за глупые шутки? В одиннадцать ночи поднимать одинокую женщину с кровати...
- Извините, мы завтра повесткой...
- Хватит петь мне на уши! Заходите...
Мы зашли, и оба остолбенели. Дешевая однокомнатная "хрущевка" была превращена в царскую палату. Отделка стоила больше самой квартиры. Инкрустированная мебель, ковры, картины, хрусталь дополняли картину.
- Кучеряво, однако, - не выдержал я.
- Если бы вы не занимались глупостями, а работали, как я, гинекологом, имели бы то же самое. Но ближе к делу. Чего вы хотите?
- Одной девушке нужно помочь, знаете ли, по четвертому месяцу.
- Не берите меня на просто так. Я давно этими глупостями не занимаюсь. Можете сесть, и я дам вам по рюмке коньяку.
- Спасибо, Роза... э-э-э...
- Не кричите ослом. Розалия Моисеевна.
На крохотном журнальном столике она неожиданно проворно организовала выпивку с закуской и, довольная собой, уселась в кресло. Мы скромно пристроились на пуфиках.
- Так чем может быть полезна больная женщина доблестным советским чекистам?
- Российской милиции, - поправил Генка.
- Ага, - согласился я и добавил: - Доблестной советской милиции угодно знать, почему старая повитуха становится наводчицей и подельницей убийц, насильников и грабителей? Ваше здоровье, тетя Роза.
Как в паровозном брюхе, в чреве Розалии Моисеевны что-то долго шипело, ухало, пока громовым раскатом не вырвалось:
- Недоносок, ублюдок! Такое оскорбление мне! Не на ту напал. Завтра же я явлюсь сама. К вашему начальнику. Причем без повестки. Вон!!!
- Господи, да что с вами? Почему вы решили, что я говорю о вас? Тем более вы врач, а не повитуха, - сделал я невинное лицо олигофрена.
- Ты мне уши-то не крути, тетя Роза что-то да понимает в этой жизни. Нет, ты посмотри, жрет коньяк тети Розы и ей же хамит. Еще бы немножко, и у меня начались преждевременные... - подмигнула старуха, смягчаясь. - Ну, парень, купил ты меня. Так в чем дело, я полагаю, в моей соседке?
- И справедливо полагаете. Расскажите все, что вам о ней известно.
- Да, можно сказать, ничего. Я даже толком не знаю, когда она сюда вселилась. Или до Нового года, или после. Вот ремонт был колоссальный. Работало человек десять. Когда я ремонтировала квартиру, нанимала только троих. А потом я ее почти не видела, хотя прошло три месяца.
- Когда она уходила на работу?
- А что, вы сами не знаете, когда ночная фея уходит на работу? Не заставляйте меня краснеть. Не буду врать, я очень редко видела, когда она уходила, но у меня бессонница, поэтому часто видела, когда приходила.
- ?
- Часа в два-три ночи. И точнее, не приходила, а приезжала.
- На чем же она приезжала? Это была одна и та же машина или всегда разные?
- Право, затрудняюсь сказать, на улице в это время темно, а я не очень любопытная девушка. Но, кажется, одно авто подвозило ее чаще других.
- Какое? - не выдержал Генка.
- Такси!
- Какой номер?
- Вы соображаете, что спрашиваете?
- Да, извините, но хотя бы цвет. Какой был цвет - черный, белый, салатовый? - Возможно, Генка и дальше бы перечислял цветовую гамму, но это, видимо, надоело Розалии Моисеевне.
- И белые были, и черные, и салатовые. Всякие.
- Тетя Роза, перестаньте закручивать мне уши, - не выдержал я.
- Так и вы перестаньте задавать дурацкие вопросы. Откуда мне знать? Для меня все эти форды-морды, вазы-фазы на одно лицо. С колесами и фарами.
- Значит, иномарки тоже подъезжали?
- Опять ты за свое!
- Ладно, когда вчера явилась соседка?
- Не знаю. Я вообще нормально ее рассмотрела только сегодня. Хотела бежать на помощь, но тут же поняла, что ей нужен только патологоанатом.
- Хорошо, допустим, до этого момента вы говорили правду. Постарайтесь и на следующий вопрос ответить правдиво. Почему вы не открыли мне дверь сразу после случившегося?
- Это уже серьезно, я полагаю. Тогда ответьте и мне, по какой причине тысячи одиноких старух не открывают дверь незнакомым людям? Ответьте, это тоже серьезно.
Я промолчал, понимая шаткость своей позиции. Любой адвокат меня запинает, как щенка. А может быть, действительно старуха здесь ни при чем, и мы портим ей жизнь и воздух. Ладно. Я капитулирую...
- Зачем вы впустили тех двоих из двадцатой квартиры? - вдруг влепил Генка.
- Кого?
- Тех, что ее...
- Бог мой! Вы сошли с ума! Она же сама... Вы думаете...
- Да ничего он не думает, шутки у него такие. Извините нас, Розалия Моисеевна, пойдем, Гена.
* * *
Поймав позднего "жигуленка", мы возвращались по домам. А возвращаться было очень невесело. Мало того, что задавали дурацкие вопросы и оскорбили старуху, так еще и засветились. Завтра весь подъезд будет жужжать об убийстве соседки, хотя у нас самих такой уверенности не было.